Читать «Вечность во временное пользование»

Инна Шульженко
Вечность во временное пользование

* * *

Если однажды вам надоест земное, слишком земное притяжение к кому-либо или чему-либо и получится так, что поймёте вы это, находясь в Париже, знайте: от маленькой безымянной площади, где весь январь стоит изначально слегка изумлённая подшофе новогодняя ёлка, и от неё, как от Рождественской звезды, лучатся во все стороны семь улиц, около полуночи, оставив щедрые чаевые субботнему офи цианту, принявшему ваш заказ на вино и еду, но еду, к счастью, принести забывшему, и окинув дружелюбным взглядом случайных собутыльников за столиками, тёплыми от громадных грелок под потолком, – вы можете выйти из кафе, быстро пересечь свободную рю де Сан-Петерсбур и по одной из улиц, – неважно, рю де Моску или Клаперон, – хорошенечко разбежаться, увиливая от полуночных гуляк и собачников с их поводырями, по привычке бормоча извинения, набрать скорость, добежать почти до бульвара Батиньоль, и, резко крутанувшись вправо, проехавшись ладонью вверх по стройной ноге чёрного чугунного фонаря, взмыть в тёплый, всегда мерцающий светом воздух города.

Возьмите чуть левее и плывите строго над аллеей бульвара, и примите где-то в среднем на собственный рост выше от верхушек деревьев, – тогда вам будут одинаково хорошо видны и близко и далеко вокруг и верхние этажи и крыши.

О эти парижские этажи! О эти знаменитые крыши! Что там говорить, если даже простая, можно сказать, для кого-то каждодневная поездка на обычном автобусе разворачивает перед внимательным и зорким зрителем никогда не повторяющуюся киноленту первого этажа.

Кафе и брассери, обувные и модные магазинчики, арабские и корейские забегаловки, рестораны и винные бары, аптеки и пиццерии, бюро путешествий и сигарные клубы, кондитерские и парикмахерские, табачные лавки и будочки часовщиков, химчистки и книжные, пассажи и галереи впустят ваш взгляд за словно бы отсутствующие стёкла своих витрин.

Люди, случайно застигнутые им, отобразятся на сетчатке, независимо от вас и ваших усилий будут зачем-то отмечены мозгом и останутся в архиве вашей памяти навсегда: двое мужчин в деловых костюмах за столиком открытой террасы; парень выбегает из лавочки с огромной шаурмой в руке; вышагивает, неторопливо и невозмутимо, как китайский мандарин, французская дама позднего зрелого возраста: манто, брючки, удобные туфли. Пролетающие мимо смешливые девочки своим присутствием любую витрину делают рекламной находкой; безмятежная велосипедистка лет пятидесяти в элегантной неспортивной одежде широко выруливает вперёд; чернокожий водитель с компанией в открытом автомобиле на мгновение встречается с тобой взглядом: другие люди – другие! – внезапно понимаешь ты.

Лента первого этажа разворачивается всё дальше и дальше. На втором этаже круглолицей сетевой кофейни посетителей, как всегда, меньше, чем на первом, полноватый парень с планшетом рисует что-то прямо по монитору, размахивая стилусом, как будто дирижирует хором кофейных чашек перед собой. Сердитый цветочник в рабочем халате с лейкой в руке отчитывает свой всеми цветами радуги сияющий ему снизу товар: интересно, чем провинились цветы? Миниатюрная, очень молодая женщина в полностью чёрном наряде, но с гривой белых волос и алой помадой, сосредоточенно снимает на телефон эту сцену. А вот шоколатье вышел к паре, показывающей на шоколад в витрине: покупают подарок? Или возьмут коробочку с собой и в ближайшем сквере попробуют вино, сейчас скрытое в плотном бумажном пакете? Будут сидеть на скамейке, смотреть на неподвижные стволы старых деревьев и бредущих мимо людей, курить…

Это кино бесконечно: мировой шеф-повар вкуса жизни, школа l'art de vivre, полная привередливых учителей и приезжающих со всего мира учеников, центр умения ценить жизнь за неё саму (за каждое её мгновение, за каждый кадр сиюсекундно исчезающей, текучей, только что, вот, наставшей и… – сразу же канувшей в прошлое минуты), – Париж к тому же делает своё кино двусторонним.

Ведь пока вы глазеете на него из окна автобуса, люди на тротуарах, на террасах кафе: двое собранных мужчин в деловых костюмах среди расслабленных посетителей с бокалами, парнишка, забежавший в арабскую лавку за кебабом, мадам Виго, важно шествующая за кормом для своей птички, хохочущая четвёрка стройных девиц у витрины магазина с платьями, байронический официант, вышедший покурить на улицу, монументальный старик в солнцезащитных очках с сигарой во рту, пара, уже запасшаяся вином и сейчас выбирающая трюфели на пробу у витрины шоколадной кондитерской, – все, все они краем глаза так же отметят и ваш автобус. Он же плавным ласковым боком гигантской океанической белухи проскользнёт отражением по всем витринам узкой улицы, мелькнёт в каждом янтарном бокале пива, а может быть, глазастая девушка с белыми волосами даже заметит ваши по-родченковски слепо блеснувшие на солнце очки.

Какие-то сластёны построили Париж: им было мало наслаждаться гастрономическими шедеврами французской кухни, – им ещё хотелось смаковать и пожирать глазами многоэтажные торты белых и кремовых домов, прослоённые чёрным маком балконов, и вот уже в этом пиршестве участвуют и ароматы: все пудры – и модные в этом сезоне, и сахарные, и миндальные! И все мастики – и для паркетов, и для скрипок! Все духи – женские и мужские, подъездов и тротуаров! А главное – дым сигарет, пар над кофе и остывание свежей выпечки… Немного бензинчику, острая нота железной дороги с городских вокзалов, облачко райских кущ из парфюмерных магазинов, капля собачьего дерьма и местного снобизма, и ни с чем не сравнимый томящий запах топящихся дровами каминов…

Парки мелькнут, мозаичное название старинного магазина, на рекламном щите ростом с торец здания полуобнажённая модель подбородком гладит воображаемого котёнка у себя на плече.

Подробный, детальный, очень прочерченный и прорисованный, самый залюбленный город в мире уже в простом автобусе предъявит вам многие свои кинематографические козыри. Существует ли пуантилистский кинематограф? Здесь – да.

А на светофоре, когда автобус с низкой посадкой встанет на красный свет, вы нос к носу можете оказаться с очень юным и очень привлекательным молодым человеком снаружи, который смутится от неожиданности, но взгляд не отведёт, и вы не отведёте тоже; и, когда автобус тронется, из безопасного расставания улыбнётесь друг другу, странно взволнованные этой недопустимой, нарушающей личное пространство, невозможной близостью.

И это всё вам предоставит нескончаемая лента только первого городского этажа в окне маршрутного автобуса. Что же говорить о таком движении, как полёт по воздуху, управляемый лишь вами!

Вы плывёте в ночном воздухе города, сквозь световую пудру. Под вами шуршат кроны стройных отвесных деревьев. Почти в каждом окне ещё горит свет. Он так горит, что кажется – за стёклами не может быть никакого несчастья, никакой беды: никто не болен, не предан, не брошен, никто не остался один навсегда, никто не ждёт смерти. Этот свет покрывает позолотой даже откровенно небогатые, почти нищие обители и всё преображает: людей, скарб.

Если вы