Шок от падения

Читать «Шок от падения»

0

Натан Файлер

Шок от падения

Посвящается Эмили

Девочка с куклой

Честно признаюсь, я не слишком хороший человек. Иногда я стараюсь быть хорошим, но очень редко. Поэтому, когда пришла моя очередь закрыть глаза и считать до ста, я сжульничал.

Я стоял там, где обычно стоит водящий, то есть у мусорных баков, рядом с магазином, торгующим одноразовыми грилями для барбекю и колышками для палаток. Там еще неподалеку, за водопроводной колонкой, небольшой газон с нестриженой травой.

Кроме этого, я ничего не запомнил. Почти совсем ничего. Обычно ведь не запоминаешь все до мельчайших деталей, правда? Теперь трудно сказать, стоял я рядом с баками или чуть дальше, ближе к душевым кабинкам, и где там на самом деле колонка.

Сейчас я уже не слышу безумных криков чаек, не чувствую в воздухе соленого запаха моря и жа́ра полуденного солнца, от которого потеет кожа под чистой белой повязкой на колене. Не помню, как чешутся трещинки на старых болячках, куда попал крем от солнца, и смутного чувства одиночества. И, честно говоря, совсем не помню того момента, когда решил сжульничать и открыл глаза.

Она была примерно одних со мной лет, рыженькая, веснушчатая, в покрытом пылью кремовом платье. Она прижимала к груди маленькую тряпичную куклу с перепачканным розовым лицом. У куклы были шерстяные каштановые волосы и глаза из блестящих бусин.

Первым делом она устроила куклу рядом с собой, аккуратно уложив ее в высокой траве. Похоже, кукле было удобно: руки висели по бокам, голова немного запрокинута. Я про себя подумал, что ей все равно удобно, в любом положении.

Мы стояли так близко, что когда она начала ковырять сухую землю палкой, я отчетливо услышал скрип. Однако она меня не замечала, хотя отброшенная ею палка приземлилась у самых кончиков моих пальцев, торчащих из дурацких пластиковых шлепанцев. Я бы надел кеды, но надо знать мою маму. Кеды в такую чудесную погоду? Не выдумывай. Она всегда так.

Вокруг моей головы с жужжанием кружилась оса. Обычно я сразу начинаю отмахиваться, но на этот раз сдержался. Я стоял совершенно неподвижно, чтобы не помешать. Или чтобы девочка меня не заметила, не знаю. Теперь она копала пальцами, выгребая землю голыми руками, пока не вырыла ямку нужной глубины. Затем, как могла, отряхнула с пальцев грязь, снова взяла куклу в руки и дважды ее поцеловала.

Я отчетливо помню два поцелуя, один в лоб, другой в щеку.

Забыл сказать, что кукла была одета в ярко-желтое пальто с черной пластмассовой пряжкой спереди. Это важно, потому что в следующую секунду девочка расстегнула пряжку, быстро-быстро сняла с куклы пальто и засунула его себе в карман.

Иногда — вот как сейчас — я вспоминаю эти два поцелуя так, словно чувствую их.

Один в лоб.

Другой в щеку.

То, что произошло потом, я помню не так отчетливо, потому что это слилось с другими воспоминаниями, столько раз прокручивавшимися у меня в голове, что я уже не могу разобрать, где правда, а где воображение, и есть ли между ними разница. Я не помню точно, она начала плакать тогда или еще раньше. Не знаю, сомневалась ли она, прежде чем бросить последнюю горсть земли. Но я помню, что, засыпав куклу и разровняв над ней землю, она сидела, скрючившись, прижимая к груди желтое пальто и давясь слезами.

Когда тебе девять лет, трудно утешить девочку. Особенно если видишь ее в первый раз и даже не знаешь, что случилось.

Я хотел положить руку ей на плечо, как папа клал руку на плечо маме, когда мы гуляли всей семьей, но на мгновение замешкался, не зная, опуститься ли рядом с ней на колени или остаться стоять. Неловко зависнув между этими двумя вариантами, я потерял равновесие и начал падать вперед, как в замедленной съемке. И прежде чем плачущая девочка узнала о моем присутствии, я обрушился на нее всем весом и повалил лицом в свежевырытую могилу. Я до сих пор не знаю, что мне нужно было тогда сказать, хоть я много об этом думал. Мы лежали с ней рядом, почти соприкасаясь кончиками носов, и я все же попытался:

— Меня зовут Мэтью. А тебя?

Она ответила не сразу. Сначала повернула голову, чтобы получше меня рассмотреть, и при этом ее длинный локон скользнул по моему языку к уголку рта.

— Аннабель, — ответила она.

Ее звали Аннабель.

Рыжую девочку с веснушчатым лицом зовут Аннабель. Постарайся не забыть. Помни об этом ближайшие восемь или девять лет. Пронеси это через все, что случится в твоей жизни, через все события, которые могут заставить тебя забыть, — запрячь в какой-нибудь укромный уголок сознания. Я почему-то знал, что мы еще встретимся.

Я поднялся на ноги. Повязка у меня на колене теперь была грязно-коричневого цвета. Я начал объяснять, что мы играем в прятки, и, если хочет, она может играть с нами. Но она перебила. Она говорила спокойно, не похоже, чтобы она рассердилась или расстроилась. Она сказала:

— Больше не приходи сюда, Мэтью.

— Что?

Не оборачиваясь в мою сторону, она встала на четвереньки и, сосредоточенно глядя на маленькую кучку рыхлой земли, похлопала по ней еще раз, окончательно разровняв.

— Это кемпинг моего отца. Я здесь живу. Больше никогда не приходи сюда.

— Но…

— Исчезни!

Аннабель мгновенно выпрямилась и бросилась на меня, выпятив грудь, как маленький зверек, который хочет казаться больше. Она снова повторила:

— Исчезни, я сказала. И чтоб тебя здесь больше не было.

Чайки насмешливо хохотали, и она крикнула мне вслед:

— Ты все испортил.

Было поздно что-то объяснять. Уже на дорожке я обернулся и увидел, что она вновь стоит на коленях, прижимая к груди желтое кукольное пальто.

Другие дети кричали, требуя, чтобы я их искал. Но я не обращал на крики никакого внимания. Мимо душевых кабинок, мимо магазина, срезая путь через парк, я бежал со всех ног, мои шлепанцы громко хлопали по горячей резине дорожки. Я не останавливался и даже не замедлял ход, пока не оказался рядом с нашим вагончиком и не увидел маму, сидящую в шезлонге. Она была в соломенной шляпе от солнца и смотрела в сторону моря. Мама улыбнулась и помахала мне рукой, но я знал, что она все еще сердится на меня. На прошлой неделе мы вроде как поссорились. Это глупо, потому что ногу ободрал как раз я и болячки уже почти зажили, но мои родители иногда ругаются из-за ерунды.

Особенно мама, она долго не может простить.

Я, наверное, тоже.

Я расскажу вам, как это случилось, потому что это хороший способ познакомить вас с моим братом. Его зовут Саймон. Думаю, он вам понравится. Но через пару страниц он умрет. И с того момента будет не похож на себя прежнего.

Когда мы, усталые

Подпишитесь на наш канал в TELEGRAM.
Новинки, подборки, цитаты, лучшие книги...
Подписаться
Возможно позже(