Азиль
Анна Семироль
Редактор Эна Ильина
Иллюстратор Юлия Меньшикова
Дизайнер обложки Ольга Воробьёва
Дизайнер обложки Юлия Меньшикова
Корректор Эна Ильина
© Анна Семироль, 2017
© Юлия Меньшикова, иллюстрации, 2017
© Ольга Воробьёва, дизайн обложки, 2017
© Юлия Меньшикова, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-2896-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Прелюдия
Звёзд не видно. Ни единой. Хотя взрослые утверждают, что они есть. Даже если сильно-сильно всматриваться — небо тёмное, в расплывчатых разводах разных оттенков серого. Но если очень крепко зажмуриться, а потом резко открыть глаза…
— Same amala oro kelena… Oro kelena dive kerena. Sa o roma, o daje…
Нянюшкина песня летит ввысь, к шпилям Собора, голос Ганны мягок, как пух под крылом птицы из отцовского кабинета, слова на непонятном языке завораживают, зовут вверх. На макушку ложится тёплая ладонь, треплет светлые пряди.
— Вам пора, месье Бойер, — негромко говорит Ганна.
— Веро ещё не вышла, — мальчик упрямится, капризно кривит губы.
— Мы вернёмся позже, нас привезёт месье Каро. Так велит обряд. Идите же, непоседа.
Мальчик бросает взгляд на окна Собора, мерцающие тёплым светом свечей, вздыхает и спускается по выщербленным широким ступеням. На ходу считает: одна ступенька, две, три… После седьмой сбивается. В шесть лет не зазорно забыть, что после семи идёт восемь. Он оборачивается, чтобы окликнуть Ганну, но нянюшка исчезает в дверях Собора.
— Подайте…
На пути ребёнка вырастает старый нищий в линялом рубище, протягивает руку. Мальчик испуганно отшатывается в сторону, чуть не падает, запнувшись о ступеньку Собора, и спешит к ожидающей его машине. Нищий провожает его блёклыми слезящимися глазами, осеняет крестным знамением.
Звонко стуча каблуками, мальчик подбегает к электромобилю и ныряет в салон. Плюхается на сиденье, елозит, устраиваясь поудобнее. Ему нравится, как скрипит искусственная кожа обивки.
— Ты мнёшь мне платье, — сурово замечает мать. — Веди себя прилично.
Мальчик отодвигается в угол, подальше от материнской юбки, от бесчисленных оборок, кружев и бантов. Он не выносит, когда она отчитывает его — всегда сухим, безжизненным тоном. Хочется думать о звёздах — там, выше Купола. И о том, какая красивая его сестра в подвенечном наряде.
— А когда мне можно будет вот так, как Веро? — он дёргает отца за расшитый рукав куртки.
— Когда подрастёшь, — тот улыбается — одними уголками рта.
— Ну когда?
— Лет в шестнадцать, — нервно отвечает мать. — Уймись.
— Изабель, — с укоризной окликает её супруг. — Всё ведь хорошо?
— Да-да. Просто расчувствовалась и разволновалась. Едем?
Месье Бойер включает мотор, электромобиль мягко трогается с места. Из темноты перед машиной возникает фигура — в накидке поверх униформы.
— Советник Бойер, подождите!
Шум двигателя стихает. Месье Бойер опускает боковое стекло:
— В чём дело?
— Срочное послание, — выдыхает гонец. Кладёт в руку Советника конверт — и растворяется в ночи.
Мальчик вскакивает с места, заглядывает через спинку переднего сиденья и отцовское плечо. С хрустом ломается сургучная печать на письме, шелестит серая шероховатая бумага. Мать в сердцах дёргает мальчика за пояс бархатных штанишек:
— Да сядь же на место!
В тот же момент кольцо, подаренное четырнадцатилетней Веронике Бойер к помолвке, падает с ладони девочки. Подпрыгивая, словно живое, оно катится по каменному полу Собора и, на мгновение задержавшись на краю, скрывается в глубокой расщелине. Вероника коротко ахает, меняется в лице.
Конверт в руках Советника Бойера отчётливо щёлкает и взрывается, залив салон электромобиля ослепительным светом.
1. Виноград
Мяч с силой ударяется об пол, возвращается в детские ладошки. Шестилетняя рыжеволосая девочка кидает игрушку сидящему на диване молодому человеку в джинсах и батистовой белой рубахе:
— Стамбул, — звонко разносится по комнате.
Доминик Каро ловит мяч, медлит.
— Э-э-э… Амелия, Лондон же был?
— Был.
— Тогда Лихтенштейн.
— Не годится, — хмурится девочка. — Это княжество, а мы играем в города.
— Лувр! — хитрит её партнёр по игре.
— Дядя Ники, это нечестно.
Тот крутит мяч на кончике пальца, роняет на пол. Амелия подхватывает игрушку, смотрит с укоризной.
— Луго. Лион. Лахти. Лос-Анджелес. Лас-Вегас. Лаппенранта, — чеканит почти по слогам.
— Ну всё, ты меня сделала, малявка! — Ники смеётся. — И каков твой выигрыш?
— Ты сегодня никуда не едешь, сидишь дома и учишь города, — выносит суровый вердикт Амелия.
Ники встаёт с дивана, потягивается, ерошит коротко стриженные тёмно-русые волосы. Внезапно хватает диванную подушку и запускает ею в Амелию. Девочка ловко прячется за спинку кресла, подушка вылетает в открытое окно.
— Месье Каро, это недостойный взрослого поступок! — верещит Амелия, ползком перебираясь под стол.
Молодой человек ловит её за подол пышного розового платья, выуживает из убежища. Ставит перед собой и, насвистывая, поправляет помятые оборки и бантики на юбке, заправляет рыжую прядь под расшитую жемчугом сетку для волос.
— Мадемуазель Каро, — Доминик включает менторский тон. — Напоминаю вам, что взрослым замечания могут делать только взрослые. И уж никак не шестилетние конопатые кареглазки. Я вами обижен, удаляюсь в изгнание в спортзал.
Амелия гневно фыркает, толкает его в живот двумя руками и, подхватив подол платья, выбегает из комнаты.
— Запрись в своём спортзале и сиди там, учи города! — слышится из коридора. — Ты наказан, наказан, наказан!
— Конопуха противная, — бубнит под нос Ники, подбирает мяч и бросает его об стену. Ловит, отправляет обратно. И ещё раз. И ещё.
Дребезжат в старинном шкафу чашки из тонкого фарфора, угрожающе кренится на бок картина в бронзовой раме. Мяч то глухо ударяет в стену, то звонко бьётся о ладони. Во время очередного броска с комода на пол падает тяжёлый старый подсвечник. Чертыхнувшись, Ники кидается водружать его на место, а когда оборачивается, видит стоящего в дверях старшего брата.
— Доминик, какого чёрта?
Тридцатипятилетний Бастиан Каро очень зол. Чёрные густые волосы, обычно аккуратно причёсанные, сейчас взлохмачены, небритая щека нервно подёргивается, глаза близоруко прищурены.
— Мне на совещание ехать послезавтра, я работать пытаюсь! — рычит он, потрясая свитком из грубой кукурузной бумаги. — Вали отсюда подальше и круши стены там!
Доминик изображает на лице самую любезную из улыбок и прячет мяч за спину.
— Э-э-э… извини, братец, мы с племянницей заигрались в города, — виновато оправдывается он.
Бастиан усмехается, кивает.
— Я всё никак не привыкну, что ты у нас в семье вечный ребёнок. Ничем не занят, ветер в голове, — язвительно говорит он.
Младший брат всё ещё улыбается, но карие, как и у Бастиана, глаза грустнеют.
— А чем мне заниматься, если я для всех — лишь запасной вариант тебя? Ты заседаешь в Совете Семи, мне там места нет. И всех талантов — трепать языком и очаровывать баб.
— Месье Каро? — вежливо окликают Бастиана из коридора.
Он оборачивается и поспешно проходит в комнату, пропуская служанку. Женщина в белой косынке и форменном серо-голубом платье заходит, неся поднос с кистью винограда, бокалом вина и тремя кукурузными лепёшками, бережно ставит ношу на маленький столик с резными ножками.
— Месье Доминик, вы распорядились, — говорит служанка кротко, почтительно кланяется.
— Спасибо, Мари, — кивает Ники. — Возьми пару ягод, они вкусные.
Женщина качает головой, пряча глаза.
— Да они и так их воруют на кухне, — фыркает Бастиан и указывает служанке на дверь: — Всё, свободна.
Мари снова кланяется, приседает в реверансе. Доминик