Западня

Читать «Западня»

0

Мелани Раабе

Западня

«DIE FALLE» by Melanie Raabe

Печатается с разрешения издательства btb Verlag, a division of Verlagsgruppe Random House GmbH, Munchen, Germany и литературного агентства Prava I Prevodi International Literary Agency.

© 2015 by btb Verlag, Munchen, a division of Verlagsgruppe Random House GmbH, Miinchen, Germany

© Болычев И. И., перевод, 2015

* * *

1

Я не из этого мира.

По крайней мере, так обо мне говорят. Как будто существует еще какой-то мир.

Стою в большой пустой столовой, в которой никогда не ем, и смотрю вдаль. У меня столовая на первом этаже, с большим фасадным окном, а там, за домом, – луг и опушка леса. Время от времени пробегают косули. Лисицы.

Осень. Смотрю на нее в окно, и мне кажется, я смотрю в зеркало. Крещендо красок, осенний вихрь треплет деревья, гнет и полощет ветки, некоторые ломает. Драматический день и – красивый. Похоже, и природа чувствует: что-то вот-вот придет к своему концу. И это – последний всплеск, с напряжением всех сил, всех красок. Скоро все бессильно затихнет за моим окном. На смену сияющему солнечному свету вначале придет сырая серость, а потом и звенящая белизна. Те, кто приходит меня навестить, – помощница, издатель, дама литературный агент, а больше, в сущности, никого и нет, – будут жаловаться на сырость и холод. И на то, что с утра с закоченевшими пальцами надо долго скрести лобовое стекло машины. На то, что выходишь из дома – еще темно, а вечером приезжаешь опять в темноте. Для меня это мало что значит. В моем мире и зимой, и летом – всегда плюс 23,2. В моем мире всегда день, тут никогда не бывает ночи. Тут нет дождя, нет снега, нет скрюченных от мороза пальцев. В моем мире только одно время года, которому я никак не могу найти названия.

Мой мир – моя вилла. Каминная – это моя Азия, библиотека – Европа, кухня – Африка. Северная Америка располагается в кабинете. Спальня – это Южная Америка, а Австралия и Океания – на террасе. Буквально в двух шагах – но, увы, абсолютно недосягаемые.

Я уже одиннадцать лет не выхожу из дома. О причинах можно прочесть в СМИ, хотя порой они несколько преувеличивают. Да, я больна. Правда, что я не могу выходить из дома. Но я не «вынуждена жить в абсолютной темноте и спать в кислородной палатке». Все вполне терпимо. Вполне упорядоченно. Время – это поток, мощный и нежный, и я плыву по его течению. И только Буковски нарушает это мирное течение, когда, наносившись по лугу, приносит в дом комочки земли на лапах и капли дождя на лохматой шкуре. Мне нравится гладить его и ощущать рукой влажную лохматость. Мне нравятся эти грязные следы другого мира, которые оставляет Буковски на плитке и паркете. В моем мире нет земли, деревьев, лугов, кроликов и солнечного света. Птичий щебет – из плейера, солнце – в солярии, в цокольном этаже. Мой мир невелик, но зато он надежен. По крайней мере, я так считаю.

2

Землетрясение случилось во вторник. И никаких предварительных толчков. Ничего, что могло бы насторожить.

Я, собственно, была в Италии. Я часто путешествую. Легче всего побывать там, куда я действительно когда-то ездила, а в Италии я бывала часто. Так что время от времени я возвращаюсь туда.

Италия прекрасная страна, она вне времени и очень опасна, потому что напоминает мне о сестре.

Об Анне, которая любила Италию задолго до того, как впервые там оказалась. Еще ребенком она добыла себе курс итальянского и так часто крутила эти кассеты, что заиграла вконец. Об Анне, которая школьницей на своем купленном на мучительные совместные накопления скутере «Веспа» безбашенно гоняла по улочкам нашего родного немецкого городка, представляя себе, будто она носится по тесным переулкам Рима.

Италия напоминает мне о сестре и о том, как все было раньше, до мрака. Я постоянно стараюсь отгонять мысль об Анне, но она назойлива, как старомодный вентилятор. А с ней приходят и другие мрачные мысли, неизбежно.

Но вернемся в Италию. Целую неделю безвылазно я провела в трех расположенных рядом друг с другом гостевых комнатах на верхнем этаже, не используемых, редко мной посещаемых и назначенных Италией. Подобрала подходящую музыку, смотрела итальянские фильмы, читала книжки о стране и людях, разбросала повсюду фотоальбомы, и каждый день из специальной кейтеринговой компании мне доставляли блюда разных регионов Италии. И вино. О, вино. Оно сделало мою Италию почти настоящей.

Я брожу по римским улочкам в поисках одного замечательного ресторана. Душно, жарко, и я устала. Устала пробираться против плотного потока туристов, устала отбиваться от нескончаемых мелких торговцев сувенирами, устала от этой красоты вокруг, которую приходится поглощать огромными дозами. Краски потрясающие. Небо над Вечным Городом – серое, глубокое, а под ним – медленное течение тусклой зелени Тибра.

Я, должно быть, задремала, потому что, проснувшись, увидела книгу с материалами по Древнему Риму, которую, как мне казалось, листала давным-давно. Приходя в себя, чувствую беспомощную растерянность. Не помню, что было во сне, и с трудом возвращаюсь в реальность.

Последнее время я редко вижу сны. Первые годы после ухода из обычного мира мне снилось гораздо больше снов, чем в прежней жизни. Похоже, мозг пытался ночью компенсировать недостаток новых ежедневных впечатлений. Он изобретал для меня яркие приключения: тропические леса с говорящими животными, города из разноцветного стекла, населенные людьми с магическими способностями. Мои сны поначалу всегда были радостными и светлыми, но рано или поздно они начинали пропитываться другим цветом, как промокашка черными чернилами, поначалу почти незаметно, едва уловимо. В тропических лесах опадали листья, животные умолкали. Разноцветное стекло дробилось на острые осколки, о которые постоянно кто-то резался, небо становилось угрожающе-ежевичного цвета. И рано или поздно появлялся он. Монстр. Порой только как смутное чувство опасности, которое толком и не поймешь, порой как призрак, мелькнувший на периферии зрения. Порой он преследовал меня, и я убегала и отводила взгляд, чтобы не смотреть, не видеть, потому что не могла видеть это лицо, даже во сне. Посмотрев монстру в лицо, я умирала. И так каждый раз. Умирала и просыпалась, захлебываясь воздухом, как утопающая. И в те первые годы, когда сны снились часто, было очень трудно разогнать эти ночные мысли, которые словно вороны сидели на моей кровати. И ничего нельзя поделать. Как ни болезненны были воспоминания, я все равно в эти мгновения думала о ней – о моей сестре.

Сегодня ночью не было снов, не было монстра, но я все равно чувствовала какой-то неясный страх. В голове вертелась фраза, которую я никак не могла ухватить. Какой-то голос. С трудом открываю глаза, чувствую, что правая рука затекла, пытаюсь пошевелить ею. Работает телевизор, и там – этот голос, который проник в мой сон, который меня разбудил.

Мужской голос, уверенный, деловой, ровный, такими всегда говорят новостные каналы, где иногда показывают чудесные документальные фильмы, которые мне очень нравятся. Сажусь, пытаюсь нашарить пульт и не нахожу. Моя кровать огромна, моя кровать – море, много подушек и одеял, фотоальбомы и целая армада пультов: собственно для телевизора, для ресивера, для DVD- и двух Blue-Ray-плееров, которые играют разные форматы, для акустической системы, для DVD-рекодера и для моего старого кассетного видеомагнитофона. Я разочарованно шмыгаю носом, голос из новостей рассказывает мне что-то о Ближнем Востоке, о котором я ничего не хочу знать, – не сейчас, не сегодня, у меня отпуск, я в Италии и наслаждаюсь путешествием.

Но – поздно. События реального мира, о которых рассказывал этот голос из новостей, войны, катастрофы, зверства, от которых хотелось избавиться хотя бы на несколько дней, уже загрохотали в моей голове, мгновенно уничтожив царившую там легкость. Ощущение Италии исчезло. Путешествие закончилось. Рано утром я вернусь в свою обычную спальню и вымету из себя остатки итальянского антуража. Тру глаза, яркость телеэкрана причиняет боль. Диктор из новостей заканчивает с Ближним Востоком и переходит к внутриполитическим темам. Разочарованно смотрю на него. Усталые глаза слезятся. Наконец он договаривает свой текст, и начинается прямое включение из Берлина. Репортер стоит на фоне Рейхстага, величественно и гордо возвышающегося в темноте, и что-то рассказывает о последних зарубежных визитах нашего канцлера.

Вглядываюсь внимательней. Вся сжимаюсь, моргаю. Не в силах поверить. Но это он. Я вижу его. Прямо перед собой. Ошарашенно трясу головой. Этого не может быть, этого просто не может быть. Я не верю своим глазам, снова принимаюсь моргать, изнуренно, как бы пытаясь стереть изображение с экрана, но оно остается неизменным. Сердце болезненно сжимается. В мозгу бьется одна мысль: невозможно. Но всем существом понимаю: все это правда. Господи!

Мой мир задрожал. Я не понимаю, что происходит, но кровать трясется, книжные полки на стенах раскачиваются из стороны в сторону и наконец рушатся на пол. Падают картины со стен, разбивается стакан, на потолке появляется трещина, сперва как волосок, потом