Самая страшная книга 2018 (сборник)

Читать «Самая страшная книга 2018 (сборник)»

0

Коллектив авторов

Самая страшная книга 2018

© Авторы, текст, 2017

© М. С. Парфенов, составление, 2017

© Алексей Провоторов, иллюстрация на обложке, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

Предисловие Меньше слов, больше ужасов

Меньше букв, больше цифр.

Пять – вот уже пять лет серия «Самая страшная книга» с вами. То, что начиналось как рискованный эксперимент (где это видано, чтобы сами читатели участвовали в составлении, формировании антологии рассказов разных авторов? Только в ССК!), в итоге стало Явлением с большом буквы. Но…

Меньше пафоса, больше сути.

«Самая страшная книга» – это сегодня: пять ежегодных антологий, три тематические антологии, два авторских сборника и роман (первый роман в серии, «Фаталист» – вы еще не читали? Тогда бегом в книжный!). Это два специальных издания («13 ведьм» в мягкой обложке и «ССК: Лучшее» в подарочном оформлении) и несколько книг вне серии, но «от авторов ССК» или с указанием «ССК рекомендует». Это премии «Рукопись года», «Книга года» и другие, признание зарубежных коллег, критиков и (главное) читающей публики. Это общий тираж около 50 тысяч экземпляров – для литературы ужасов, для русскоязычного хоррора достижение уникальное.

Меньше слов, больше ужасов.

У нас впереди – новые книги ССК-серии. Новые романы, новые авторские сборники и, конечно же, новые антологии. А у вас впереди – подборка отличных страшных рассказов, которые никого не оставят равнодушными. И поэтому я не стану более вас отвлекать. Меньше слов – больше ужасов!

Анатолий Уманский

Гран-Гиньоль

Теперь это уже не так забавно, как перед войной; дело, по-видимому, в том, что ужасное заняло в этом мире место обыденного, и тем самым его демонстрация на сцене утратила всю свою экстраординарность.

Эрнст Юнгер

1919

Бой длился уже часы – казалось, не будет ему конца. Мы лежали в окопах под палящим солнцем, раскалившим в руках винтовки, и бестолково разряжали их в сторону леса. Оттуда резкими, короткими, свистящими плевками приходила ответка, выбивая над нашими головами фонтанчики почвы. Земля попадала за шиворот, липла к истекающей потом зудящей коже, и пытка эта была хуже страха смерти, какую большинство из нас давно утратили: осознание бесполезности этой нескончаемой, как дурной сон, войны лишало всякого желания жить, и мы сражались, как автоматы. Но и автоматы ломаются: у меня на глазах один из товарищей поднялся вдруг из укрытия и с пистолетом в руке зашагал вперед, под пули. Радостно заухал пулемет, и тело бойца разорвалось пополам, забрызгав кровью края окопа. Я отвернулся, чтобы брызги не попали в лицо – всего на мгновение, но тут все и случилось.

Откуда-то издалека раздался пронзительный свист снаряда, быстро переросший в истошный вопль. Земля подо мною содрогнулась, будто в агонии. Дальше было как в тумане: я видел разбросанные вокруг вперемешку с землей куски в кровавом тряпье – все, что осталось от кого-то из моих товарищей – и силуэты всадников, с дробным топотом вылетевших из-за стены леса; видел, как еще двое уцелевших выскочили из окопа и как сверкнула сабля, снеся одному из них половину черепа.

ГИНЬОЛЬ.

Где-то рядом трещали выстрелы и кричали люди, а я, сделав пару шагов вперед, упал лицом вниз и словно в бреду шептал развороченной взрывом земле:

– Гиньоль… Гиньоль…

1909

Мне снова четырнадцать лет, и в опаляющем зное аромат листвы смешан с сухим запахом раскаленной дорожной пыли. Так пахнет свобода – бесконечные дни лета, когда ты предоставлен самому себе и можешь делать все, что вздумается. Рядом что-то лепечет Митинька, но я не слышу его – все мои мысли заняты афишей, что висит передо мной на невысокой афишной тумбе.

НАСТОЯЩИЙ ГРАН-ГИНЬОЛЬ!

ФРАНЦУЗСКИЙ ТЕАТР УЖАСА!

МАДМУАЗЕЛЬ БЕЗЫМЯННАЯ

В ОШЕЛОМЛЯЮЩЕМ ЦИКЛЕ

«ВСЕ ЗЛО МИРА»!

На рисунке – залитая кровью постель, поперек которой распростерлась прекрасная женщина, а над нею склонился горбун с горящими красными глазками и сверкающим клинком в руке. Я не верю своим глазам. Это отвратительно, страшно… и притягательно. В нашем сонном городишке, летом утопающем в зелени, а зимою – в снегу, где вся жизнь протекает в ленивой скуке, подобное кажется громом среди ясного неба.

Под изображением – прозаическая приписка: дети и беременные особы на спектакль не допускаются, а кавалерам рекомендуется прихватить для своих дам нюхательную соль.

В тот момент я не знал, что моей безмятежной жизни книжного червя и мечтателя вскоре придет конец.

Театр очаровывал меня с раннего детства – благо волею судьбы мне довелось в нем работать. Мать моя умерла вскоре после того, как я появился на свет; отец, морской офицер, пять лет спустя погиб, обороняя Порт-Артур, и меня взял на попечение один из служивших под его началом солдат – Григорий Миронов, давно вышедший в отставку по ранению. Огромный дядька с густыми усами, он как родной брат походил на Поддубного и, случись ему выступать на арене, наверняка заткнул бы за пояс прославленного силача. Недюжинная сила и добродушный нрав сделали его любимцем городской детворы; я любил его, пожалуй, даже больше покойного отца. Сам дядя Гриша души не чаял в своей супруге Марье, в свое время буквально вытащившей его со дна, когда, после ухода в отставку, он предался горькому пьянству. В ту пору он, говорили, был сущий зверь, а буйствуя, становился настолько опасен, что даже полиция не смела пресечь его пьяные выходки. Тетя Марья не сложила рук и неимоверными усилиями сумела спасти супруга. Ради нее он раз навсегда порвал с зеленым змием, и теперь они благополучно растили троих детей – красавицу Мурочку, сорванца Павлю и малыша Митиньку.

Театр, куда дядя Гриша устроился световиком – хотя помимо этого на нем лежали еще обязанности смотрителя, – видывал и лучшие дни. Его посещали скорее по традиции, нежели из интереса. Но я, с того самого момента, как был введен в мир ветхих декораций и пыльных кулис, не променял бы его ни на один из роскошных театров Москвы и Петербурга.

– Весь в матушку, – сказал тогда дядя Гриша, глядя, как я с раскрытым ртом обозреваю сцену. – Она, стало быть, тоже по театру да по книжкам все… Наш-то брат к такому не особо приучен. А ну ко мне в помощники? Работенка непыльная.

И я стал приобщаться к ремеслу. С техникой, прямо скажем, я ладил не шибко, и не раз дядя Гриша грозился открутить мне голову. Я нисколько не обижался: осветительные приборы изготавливались за границей и стоили едва ли не больше, чем все здание театра.

Как ни странно, по-настоящему театр оживал только в «мертвый сезон», когда пожилой директор Арчибальд Николаевич сдавал его в безраздельное пользование гастролирующим труппам, а сам уезжал в Ялту поправлять здоровье. Гости нередко привозили с собой нечто необычное, подчас даже довольно скандальное, вызывавшее бурный гнев публики. О давних выступлениях Товарищества Новой Драмы у нас по сей

Подпишитесь на наш канал в TELEGRAM.
Новинки, подборки, цитаты, лучшие книги...
Подписаться
Возможно позже(