Эдуард Овечкин
Акулы из стали. Аврал (сборник)
Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.
© Э. Овечкин, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
От автора
Захотел я, как автор, поблагодарить людей, помогавших мне с книгами, но, когда прикинул их список, то понял, что благодарность мне, пожалуй, придётся выпускать отдельным томом. Тем не менее, вкратце, я хочу поблагодарить:
Мою жену Людмилу за неоценимую помощь и терпение.
Моих детей Еву и Эрика за вдохновение.
Александра Михайловича Покровского за то, что он есть.
Вадима и Маргариту Арьковых за весь Таганрог.
Дмитрия и Галину Филатовых за самый гостеприимный дом, завёрнутый в бумагу.
Алексея и Марианну Болотовых за многолетнюю дружбу и доброту.
Константину Соколову за острый глаз и твердую руку.
Ольгу Крючкову за знание русского языка.
Рауфа Харисыча – за Хафизыча.
Всех моих сослуживцев и коллег за созданные и подаренные истории.
Марка Нопфлера за лучший в мире фон для написания чего бы то ни было.
Естественный отбор
Первое, чему я удивился, попав в дивизию атомных подводных лодок, – простецкие отношения между людьми. Не панибратские, не неуважительные, а именно простые. Дежурный по дивизии, когда увидел, что я пытаюсь замаршировать в его рубку строевым шагом, замахал на меня руками:
– Расслабься, сынок! Это тебе не парад!
Ну как тут расслабишься – целый капитан первого ранга же сидит и что-то в журнале пишет.
– Тащ капитан первого ранга! – начинаю торжественный доклад, как учили.
– Да всё я знаю, – перебивает меня дежурный, – прибыл для прохождения и так далее. Кто по специальности-то?
– Киповец, – говорю.
– Жалко, что не минёр, я б тебя к себе забрал. Мне минёр позарез нужен. Не хочешь быть минёром? Хуле там – одна труба и три клапана.
– Никак нет, – говорю, – я в механики хочу!
– Ну, смотри, я тебя предупреждал. Пошли, отведу тебя к механикам.
Поднимаемся на второй этаж штаба дивизии, там огроменный (мне тогда так показалось) коридор с кучей кабинетов.
– Маслопупые! – кричит капитан первого ранга. – Я вам лейтенанта привёл!
Откуда-то из кабинета выскакивают два офицера: один высокий, полный и бородатый капитан первого ранга (начальник электромеханической службы) и среднего роста худощавый капитан второго ранга (флагманский электрик).
– Лейтенант! Ну наконец-то! – кричит бородатый. – Я уж думал, что опять нас кинут. Иди к нам в горячие объятия, лейтенант!
Покидаю приветливого капраза и иду в кабинет к этим странным людям. Странные люди сидят и пьют чай на сваленных в кучу на столе схемах, бумагах и фрагментах скатерти.
– Садись, лейтенант, – они смахивают с табуретки ещё какие-то схемы на пол. – Чай будешь?
Конечно, я бы выпил чаю: непривычная жара и целый день на ногах то по штабам, то по автобусам.
– Спасибо, – говорю, – но нет.
– Стесняешься, небось, при таких-то шишках?
– Есть немного.
– А не надо! – говорит мне начальник электромеханической службы. – У нас тут всё по-простому. Если ты – гондон, то от нас быстро съебёшь, а если нормальный парень, то можешь с нами даже запросто и чай пить. Ты гондон?
– Да нет, вроде нормальный парень.
– Ну тогда садись и пей чай.
Сидим пьём чай.
– Какой у тебя средний балл? – спрашивают.
– Четыре и шесть, четыре и семь где-то.
– А ещё что есть?
– Курсы военных переводчиков закончил.
– Это тебе особенно в трюмах пригодится! – смеются. – В море-то ходить хочешь? Или на отстойник сейчас будешь проситься?
– Конечно, хочу, чего бы я сюда ехал тогда?
– Ну хуй тебя знает! А почему хочешь-то?
– Ну… это… романтика там и всё такое.
Опять ржут:
– Рома-а-анти-и-ика-а-а!!!
– Да это вы в романтике просто ничего не понимаете! – набираюсь я смелости, видимо, от чая.
– О, наглый, это хорошо. На ТК-20 пойдёшь.
НЭМС берёт трубку телефона и звонит:
– Серёга! Метнись-ка мне быстрым оленёнком и вызови Хафизыча к телефону!.. Ну и что, что пенсионер? НЭМС сказал – оленёнком, значит – оленёнком. Попизди у меня ещё тут!
Дышит в трубку.
– Хафизыч! Ну, танцуй!.. Танцуешь там? Чо-чо. Лейтенанта тебе отрыл с боем. Что «спасибо!»? Не булькает твоё спасибо. Три литра мне должен теперь… Да ты ещё поплачь мне! Ага, «три» я тебе сказал, иниибёт! Счас пришлю его к тебе.
Подводит меня к окну:
– Вон, – говорит, – видишь «Акулы» стоят? Твоя третья слева. Иди.
Иду. На пирсе лысоватый человек татарской наружности орёт на матроса с автоматом:
– Да ты знаешь, как у нас ебут? За хвост – и об палку! Ещё раз, блядь, увижу, и дорогая не узнает, какой у парня был конец!
Поворачивается ко мне. На бирке написано «КБЧ-5». Он самый, значит.
– Ну, добро пожаловать на борт, лейтенант.
Спускаемся в центральный.
– Вот, – показывает механик на самый большой пульт в ЦП, – это твой «Молибден», у нас он называется «пианино». Единственное, что мне от тебя нужно, чтоб ты на нём хуярил, как Ван Клиберн на пианине! Всё остальное – пыль и суета. Пошли пульт ГЭУ покажу.
Спускаемся в восьмой. Механик со мной на прицепе врывается в какую-то каюту. В каюте в обнимку с перегаром спит тело.
– Вот, Эдуард, знакомься, это тело зовут Владимир, и он один из двух киповцев ГЭУ. Как бы твой коллега по нихуянеделанью.
– Чо это нихуянеделанью? – возмущенно бурчит тело.
– Вова, какой ты пример показываешь лейтенанту! Ну, ёб твою мать! Где ключи от пульта?
– Ныармальный. Нормальный я пример показываю лейтенанту, – бурчит Вова и вытаскивает из кармана связку ключей, – закроете там потом всё.
– А ты не прихуел ли, Владимир?!
– Хафизыч, ну пожалуйста, ну сам же вчера…
– Всё. Дохуя пиздишь, – и механик выводит меня из каюты.
Меня поселили в соседнюю с Вовой каюту. А с Вовой жил ещё Андрей Борисыч, старый и опытный командир первой трюмной группы. Шефствовали они надо мной, вроде как.
Помню, однажды поспорили с начхимом в отсеке, просто поспорили и перешли на повышенные тона. Так они оба выскочили из каюты с криком:
– Кто тут нашего лейтенанта обижает?!
А начхим Дима ровесник с Вовой был, Борисыч-то постарше.
– Ну, я!
– Головка от хуя! А в глаз? Это наш лейтенант, и тока мы имеем право на него орать!
Ну, шутили, в общем-то. У нас крайне доброжелательная обстановка была в экипаже.
А за механиком нашим вообще можно ходить с блокнотом и записывать. Или на камеру снимать, когда он злился. Злился он редко, правда, но изображал из себя татарина в этот момент. Ну, так-то он и так был татарином, но в моменты расстройств изображал монголо-татарина, который отбился от орды и как-то случайно попал в Мурманскую