Читать «Батыева погибель»

17 декабря 1237 Р.Х. День шестой. Утро. Рязанское княжество.

В первых числах декабря, спустя пару недель после разгрома дружин рязанских князей на реке Воронеж, многоязыкая рать Бату-хана двинулась вглубь рязанской земли, полоня и сжигая все на своем пути. Большая часть войска под командой самого Батыя и прочих царевичей-чингизидов компактной колонной направилась от места битвы на север к Рязани*. Путь их пролегал по так называемому Половецкому полю**. Авангардом в этом войске командовал храбрый Кюльхан – самый младший и любимый сын Потрясателя Вселенной Тэмучжина, а отдельными туменами командовали сам Батый и его дядя Орда-ичен; Кадан и Бури имели один тумен на двоих. Враг и ненавистник Бату-хана Гуюк состоял со своими телохранителями при штабе руководителя похода, и в самостоятельных боевых операциях не участвовал. Благодаря этому его отец Угэдэй ворчливо выговаривал потом, что в том походе Гуюк не добыл даже козлиного копытца, а только злословил в адрес своего начальника, а также зверствовал над собственными солдатами и побежденным мирным населением. Хотя по части зверств среди чингизидов ангелов не было – зверствовали все царевичи, включая Орду-ичена, считавшегося мерилом справедливости и рассудительности; и зверствовали они со вкусом, привитым им самим Чингисханом.

Примечание авторов:

* имеется в виду Старая Рязань, дотла разоренная Батыем и расположенная в пятидесяти километрах от нынешней Рязани, тогда называвшейся Переяславлем-Рязанским.

** имеется виду безлесное пространство в водоразделе верховьев Дона и Оки, степной коридор шириной 50–60 километров между двумя лесными массивами, расположенными западнее и восточнее этого Половецкого поля.

Одновременно с продвижением орд Бату-хана на Рязань тумены Субэдея, Шейбани и Бурундая с целью фуражировки широко рассыпались по всей рязанской земле, стараясь не пропустить ни один даже самый малый городок, крестьянскую весь русичей, мордовскую деревню или боярскую усадьбу. После разгрома русских дружин на реке Воронеж Субэдей и Бурундай совершенно не боялись разделять свои тумены не только на тысячи и сотни, но даже на десятки, ибо в ситуации, когда основная воинская сила рязанского княжества уже уничтожена, им нечего было бояться.

Впрочем, Бату-хан тоже высылал фуражиров на пятнадцать-двадцать километров по обе стороны от направления своего движения; сорокатысячная орда (если считать каждый тумен за полнокровную боевую единицу) постоянно нуждается в продовольствии, фураже и топливе для костров, которого очень мало на открытой местности. К тому же на следующий день после того, как монгольская орда пересекла границу рязанской земли и отмахала от нее примерно двадцать пять километров, погода начала портиться. Бледно-синее зимнее небо затянула белесая хмарь, завыл-засвистел ветер, а в довершение с потемневшего неба пошел густой снег, за которым ничего не было видно уже на треть полета стрелы (около 100–120 метров).

Пришлось монгольскому войску становиться лагерем, разворачивать юрты и пережидать в них непогоду. Буран ярился целых три дня и три ночи, при этом несколько отрядов, посланных в окрестные леса за топливом для очагов, так и не вернулись. И такая непогода творилась не только над Батыевым войском, но и над всей рязанской землей, частью Дикого поля, черниговского и владимиро-суздальского княжеств.

Не только Батый, Субэдей и Бурундай с тревогой вслушивались в вой и свист неутомимого ветра. Великий князь рязанский Юрий Игоревич, а также его племянник, удельный князь Олег Игоревич, также испытывали неясное беспокойство. И даже владимирский великий князь Юрий Всеволодович, тревожась неизвестно о чем, то и дело выходил на крыльцо терема, всматриваясь в мутную даль.

Хотя уж для русских князей воевода Буран был самым верным и надежным союзником. Через три дня ветер стих, а потом унялся и снегопад, напоследок присыпавший землю мягким и пушистым снежком. Утром четырнадцатого числа взошло солнце, и монгольские темники во главе с Бату-ханом, а также русские князья, увидели, что вся земля окрест усыпана огромными непролазными сугробами, в которых лошадь вязнет по брюхо, а человек по грудь. За трое суток на землю выпала почти трехмесячная норма осадков, и это значило, что весной быть ужасному наводнению, когда вся земля превратится в одно сплошное озеро с разбросанными по нему холмами-островами, на некоторых из которых будут стоять города.

К тому же у незваных гостей этой земли, которых позже нарекут татарами или татаро-монголами, случилась еще одна незадача. Во всех туменах невесть куда исчез тот немногочисленный полон, который темники Бату-хана набрали по редким приграничным деревенькам и вескам, а воины, которые охраняли шатры с молодыми девками и крепкими парнями, оказались убиты самым беспощадным образом. Полон – это ведь не только говорящее имущество, предмет торговли с китайскими и уйгурскими купцами, следующими за войском. В первую очередь, это стратегический ресурс, которому предстоит строить метательные машины для осады укрепленных городов, натягивать тугие вороты пороков, подносить к ним камни, под выстрелами со стен и потоками льющейся смолы и кипятка раскачивать тяжелые бревна таранов, а также в первых рядах идти на штурм обледенелых валов, чтобы не лилась понапрасну драгоценная монгольская кровь. А теперь все – полон йок, и исполнение своих планов Бату-хану и его темникам надо начинать сначала.

Правда, в тумене Субэдея двое воинов-кипчаков из числа тех, что охраняли полон, не пали под ударами неведомых похитителей, а откатились в сугробы и замерли там, притворившись мертвыми. Они и рассказали, что на них напали одетые во все белое плечистые мангусы ростом в полтора раза выше нормального человека; они-то, эти ужасные создания, и порубили на куски несчастных охранников своими длинными мечами, после чего увели полон в свое подземное царство. Разозлился тогда Субэдей, назвал выживших хитрецов трусами, которым любой враг кажется неодолимо могучим, и повелел казнить их, зарубив саблей (конечно, лучше было бы сварить этих трусов живьем в котлах, но для этого на таком морозе требовалось слишком много дров).

Некоторое время спустя он опомнился и приказал снова привести к себе выживших для повторного допроса, но, как оказалось, приговор уже успели привести в исполнение, и теперь допрашивать духов этих трусов должен был шаман-кам, говорящий с духами мертвых, а это очень ненадежный дознаватель. Шамана все-таки позвали, и тот битый час скакал козлом с бубном вокруг костра, а потом возвестил, что пришла могучая и безжалостная сила, от которой все монголы и татары будут плакать горючими слезами. И необычный буран, и пришедшие за душами полона злые мангусы, и даже пропавшие безвестно фуражиры – все это следствие той неведомой и ужасной силы. И бог войны Сульде уже не едет незримо на белом жеребце под девятихвостым бунчуком