Читать «Пожиратель»

Запущенный двор народного жилого квартала, стиснутый тремя зданиями, словно оградой, с трех сторон, четвертой открывается к заасфальтированной улице, ведущей в исторический центр города. Трава здесь растет бледная, бессильная, а в некоторых местах не растет вовсе. Единственное небольшое деревце, гибрид, почти не отбрасывает тени. Мертвые листья падают в живую траву. Никто их не убирает.

Трое мальчишек: ожесточенные лица, взъерошенные волосы — Франческо, Лука и Филиппо.

Лицо четвертого мальчика ничего не выражает. Этот четвертый — самый взрослый: ему четырнадцать лет, и он непрочно стоит на ногах. Мешковатый, кривой, нескладный. Четвертого мальчика зовут Пьетро. Он уставился в одну точку, его руки болтаются взад-вперед, взад-вперед. Пьетро не смотрит на мальчишек. Его взгляд прикован к одной точке. Дети знают Пьетро и смотрят на него. Дарио тоже его знает и смотрит. Он — пятый. Совсем еще ребенок, он вот-вот расплачется.

Пьетро непрерывно повторяет:

— ПьетронедолгоПьетронедолго…

Тонкие светлые, пшеничного цвета волосы Пьетро неровно подстрижены.

Пьетро ужасно боится ножниц, кричит при виде их. Поэтому мать подстригает волосы, пока тот спит.

Рост Пьетро — метр шестьдесят, вес — пятьдесят килограммов. Он самый высокий, самый крупный и самый красивый из всех.

Но это им безразлично.

А может, нет.

Не безразлично. И именно в этом все дело.

Потому что он красивый. Дурачок. Подходящая жертва.

Дарио восемь лет и одиннадцать месяцев. Он стучит ладошкой по оконному стеклу:

— Ни фига ж себе, Пьетро, там Филиппо!

Девять лет ему не исполнится.

Пьетро, сидя на пластиковом стуле, смотрит, как ветки приморской сосны щекочут стекло их окна; время от времени Пьетро опускает взгляд и все сильнее давит на карандаш «Staedtler 2В», перенося на бумагу то, что запечатлела его сетчатка.

Кажется, он весь в этом и ничто его не заботит.

Дарио открывает окно и смотрит вниз, высунувшись так, что ботинки тридцать седьмого размера отрываются от коричневого кафеля небольшой комнаты.

— Эй! Эгей! Филиппо! Филиппо!

Филиппо резко виляет рулем своего голубого велосипеда. Подержанного.

Виляют и Лука с Франческо. Все смотрят на Дарио, отводят взгляд и снова крутят педали.

Все, кроме Филиппо.

Это что-то новенькое.

Дарио ловит его взгляд, инстинктивно прикрывает рот и густо краснеет:

— Черт, почему ты остановился? У этого зенки на затылке, вечно зырит, когда мы проезжаем мимо! — шипит Лука.

Филиппо не реагирует, подумав, он принимает решение:

— Хочешь поиграть с нами?

Филиппо тринадцать лет, с виду подросток, он уже многому научился в жизни. Первое: жизнь — трудная штука. Второе: когда тебя бьют — это больно. Третье: лучше ударить первым.

Филиппо невысокого роста, кожа да кости. Каштановые волосы аккуратно причесаны. Под ногтями грязь. Губы как-то сами по себе, будто от другого, взрослого, они — словно два лезвия — всегда сжаты.

Ему известно и четвертое правило: если тебя увидели, если по-настоящему разглядели, считай, ты влип. Поэтому-то и нужен непроницаемый взгляд, чтобы до тебя никто не добрался.

И напоследок еще два: драка — это призвание, а прогул школы — дело чести.

Ровесники, те, что постарше, и те, кто моложе, смотрят на него с обожанием. И это единственное, что его немного успокаивает.

Все остальное выводит его из себя.

— Это ведь у него брат отсталый, так? — спрашивает он у Франческо.

— Точно, учится со мной в одном классе, умом года на три недобирает.

— Поехали? — не выдерживает Лука. Ему двенадцать лет, у него неприметные черты лица, тусклые голубые глаза.

— Ты с братом? — кричит Филиппо.

— Да… Да! А что?

— Хочешь с нами поиграть?

— Да-а-а!.. Надо только маму спросить…

Пьетро мычит и качает головой.

— Или выходишь с братом, или сиди дома, — уточняет Филиппо.

— Почему?

— Потому!

Дарио на мгновение хмурится, ему вовсе не хочется тащить с собой брата: тут можно оказаться «в полнейшем дерьме», как он не перестает твердить, вот уж действительно в полнейшем дерьме.

— Ну так что?

В голове Дарио бьется мысль: «Филиппо никогда меня ни в грош не ставил».

— Ладно, сейчас выйдем.

Франческо и Лука, оторопев, с недовольным видом ждут объяснений.

— Чего ты кричишь, Дарио? — Распахнув дверь, мать входит в комнату.

— А? Я? Да так, с Пьетро играл.

Это еще красивая женщина, несмотря на плотно сжатые губы и давние мешки под глазами. Светлые пепельные волосы забраны в высокий хвост, домашний спортивный костюм зеленого цвета — когда она такая, Пьетро, возможно, позволит ей себя обнять.

— Не трогай брата, ты же знаешь, слишком громкий шум раздражает его.

— Прости, мама… Мам?

— Что?

— Можно пойти с Пьетро погулять?

— С каких это пор тебе хочется гулять с братом?..

— Мы побудем здесь внизу, в нашем дворе… тогда… тогда ты будешь спокойна, что я никуда не денусь.

Здесь внизу. Близко. Его собственные слова успокаивают его. Дарио решает, что не будет ничего объяснять. И опять в голове свербит та же мысль: «Филиппо никогда меня ни в грош не ставил».

— К тебе друзья пришли?

«Просто надо выйти, и все».

— Что? Да нет… мы только постоим на свежем воздухе, на солнышке…

— Привет, Филиппо! Можно поиграть с вами? Можно? — раздается монотонный голос Пьетро.

Дарио искоса бросает на него свирепый взгляд.

— Так все же, — спрашивает мать, — за тобой друзья пришли?

— А? Нет. Недавно проходили мимо ребята, и я с ними поздоровался.

Мать внимательно смотрит на Дарио, но не начинает допытываться, в чем дело. Ей хочется остаться одной хотя бы минут на двадцать.

Пьетро без всякой интонации заводит: «Я знаю пятьдесят два различных оттенка зеленого цвета». И смотрит в свою излюбленную точку в любом помещении: в угол потолка. Ведь в любой комнате углов по меньшей мере четыре.

— Буро-зеленый получают из охры. Его происхождение весьма древнее, и он передает цвет хаки. Прекрасно подходит для любой художественной техники. Хорошо ложится и сохнет относительно быстро. Изумрудно-зеленый, или ярко-зеленый, не отличается хроматической стабильностью. Это прозрачный цвет: с добавлением желтого кадмия он дает бриллиантово-зеленый, который еще называют стойким зеленым. Оксид хромовой зелени не обладает ярким колоритом, но прекрасно ложится. Кобальтово-зеленый проявляется в разных оттенках. Его нельзя смешивать с бурым. Ясно? Его нельзя смешивать с бурым.

Дарио думает, что брат и правда «того». Запоминает только самое нелепое.

— Пьетро, хочешь пойти с братом?

— Нет.

— Ну же, тебе полезно немножко постоять на солнце, а потом тортик съедим.

Пьетро поднимается, ничего не ответив. Научился подчиняться против воли.

— Через полчаса жду вас дома, ладно? Пока папа не пришел.

Мать протягивает Пьетро зеленую ветровку. Он надевает ее сам.

— Пожалуйста, Дарио. И ты тоже, Пьетро,