Владимир Набоков
Трагедия господина Морна
АКТ I
Сцена I
Комната. Шторы опущены. Пылает камин. В кресле у огня, закутанный в пятнистый плед, дремлет Тременс. Он тяжело просыпается.
ТРЕМЕНС: Сон, лихорадка{1}, сон; глухие сменыдвух часовых, стоящих у воротмоей бессильной жизни… На стенахцветочные узоры образуютнасмешливые лица; не огнем,а холодом змеиным на меняшипит камин горящий… Сердце, сердце,заполыхай! Изыди, змий озноба!..Бессилен я… Но, сердце, как хотел быя передать мой трепетный недугстолице этой стройной и беспечной,чтоб площадь Королевская потела,пылала бы, как вот мое чело;чтоб холодели улицы босые,чтоб сотрясались в воздухе свистящемвысокие дома, сады, статуина перекрестках, пристани, судана судорожной влаге!..(Зовет.)
Элла!.. Элла!..Входит Элла, нарядно причесанная, но в халатике.
ТРЕМЕНС: Портвейна дай, и склянку, ту, направо,с зеленым ярлыком… Так что же, едешьплясать? ЭЛЛА:(открывает графин)
Да. ТРЕМЕНС: Твой Клиян там будет? ЭЛЛА: Будет. ТРЕМЕНС: Любовь? ЭЛЛА:(садится на ручку кресла)
Не знаю… Странно это все…Совсем не так, как в песнях… Этой ночьюмне чудилось: я — новый, белый мостик,сосновый, кажется, в слезах смолы, —легко так перекинутый над бездной…И вот я жду. Но — не шагов пугливых,нет, — жаждал мостик сладко поддаваться,мучительно хрустеть — под грубым громомслепых копыт… Ждала — и вот, внезапно,увидела: ко мне, ко мне, — пылая,рыдая, — мчится облик Минотавра,с широкой грудью и с лицом Клияна!Блаженно поддалась я, — и проснулась… ТРЕМЕНС: Я понял, Элла… Что же, мне приятно:то кровь моя воскликнула в тебе, —кровь жадная… ЭЛЛА:(готовит лекарство)
Кап… кап… пять, шесть… кап… семь… Довольно? ТРЕМЕНС: Да. Одевайся, поезжай… уж время…Стой, — помешай в камине… ЭЛЛА: Угли, угли,румяные сердечки… Чур — гореть!(Смотрится в зеркало.)
Я хорошо причесана? А платьенадену газовое, золотое.Так я пойду…(Пошла, остановилась.)
…Ах, мне Клиян намеднистихи принес; он так смешно поетсвои стихи! Чуть раздувая ноздри,прикрыв глаза, — вот так, смотри, ладоньюпоглаживая воздух, как собачку…(Смеясь, уходит.)
ТРЕМЕНС: Кровь жадная… А мать ее быладоверчивая, нежная такая;да, нежная и цепкая, как цветень,летящий по ветру — ко мне на грудь…Прочь, солнечный пушок!.. Спасибо, смерть,что от меня взяла ты эту нежность:свободен я, свободен и безумен…Еще не раз, услужливая смерть,столкуемся… О, я тебя пошлювон в эту ночь, в те огненные окнанад темными сугробами — в дома,где пляшет, вьется жизнь… Но надо ждать…Еще не время… надо ждать.Задремал было. Стук в дверь.
ТРЕМЕНС:(встрепенувшись)
Войдите!.. СЛУГА: Там, сударь, человек какой-то — темный,оборванный — вас хочет видеть… ТРЕМЕНС: Имя? СЛУГА: Не говорит. ТРЕМЕНС: Впусти.Слуга вышел. В открытую дверь вошел человек, остановился на пороге.
ТРЕМЕНС: Что вам угодно? ЧЕЛОВЕК:(медленно усмехнувшись)
…и на плечах все тот же пестрый плед. ТРЕМЕНС:(всматривается)
Позвольте… Муть в глазах… но — узнаю,но узнаю… Да, точно… Ты, ты? Ганус? ГАНУС: Не ожидал? Мой друг, мой вождь, мой Тременс,не ожидал?.. ТРЕМЕНС: Четыре года, Ганус!.. ГАНУС: Четыре года? Каменные глыбы —не годы! Камни, каторга, тоска —и вот — неописуемое бегство!..Скажи мне, что — жена моя — Мидия… ТРЕМЕНС: Жива, жива… Да, узнаю я друга —все тот же Ганус, легкий, как огонь,все та же страстность в речи и в движеньях…Так ты бежал? А что же… остальные? ГАНУС: Я вырвался — они еще томятся…Я, знаешь ли, к тебе, как ветер, — сразу,еще не побывал я дома… Значит,ты говоришь, Мидия… ТРЕМЕНС: Слушай, Ганус,мне нужно объяснить тебе… Ведь странно,что главный вождь мятежников… Нет, нет,не прерывай! Ведь это, правда, странно,что смею я на воле быть, когдая знаю, что страдают в черной ссылкемои друзья? Ведь я живу, как прежде;меня молва не именует; явсе тот же вождь извилистый и тайный…Но, право же, я сделал все, чтоб с вамигореть в аду: когда вас всех схватили,я, неподкупный, написал доносна Тременса… Прошло два дня; на третиймне был ответ. Какой? А вот послушай:был, помню, вечер ветреный и тусклый.Свет зажигать мне было лень. Смеркалось.Я тут сидел и зыблился в ознобе,как отраженье в проруби. Из школыеще не возвращалась Элла. Вдруг — стучат,и входит человек: лица не виднов потемках, голос — глуховатый, тожекак бы подернут темнотой… Ты, Ганус,не слушаешь!.. ГАНУС: Мой друг, мой добрый друг,ты мне потом расскажешь. Я взволнован,я не слежу. Мне хочется забыть,забыть все это: дым бесед мятежных,ночные подворотни… Посоветуй,что делать мне: идти ль сейчас к Мидии,иль подождать? Ах, не сердись! не надо!..Ты — продолжай… ТРЕМЕНС: Пойми же, Ганус, долженя объяснить! Есть вещи поважнееземной любви… ГАНУС: …так этот незнакомец… —рассказывай… ТРЕМЕНС: …был очень странен. Тихоон подошел: «Король письмо прочели за него благодарит», — сказал он,перчатку сняв, и, кажется, улыбкаскользнула по туманному лицу.«Да… — продолжал посланец, театральноперчаткою похлопывая, — вы —крамольник умный, а король караетодних глупцов; отсюда вывод, вызов:гуляй, магнит, и собирай, магнит,рассеянные иглы душ мятежных,а соберешь — подчистим, и опять —гуляй, блистай, притягивай…» Ты, Ганус,не слушаешь… ГАНУС: Напротив, друг, напротив…Что было дальше? ТРЕМЕНС: Ничего. Он вышел,спокойно поклонившись… Долго яглядел на дверь. С тех пор бешусь я в страстномбездействии… С тех пор я жду; упорножду промаха от напряженной власти,чтоб ринуться… Четыре года жду.Мне снятся сны громадные… Послушай,срок близится! Послушай, сталь живая,пристанешь ли опять ко мне?.. ГАНУС: Не знаю…Не думаю… Я, видишь ли… Но, Тременс,ты не сказал мне про мою Мидию!Что делает она?.. ТРЕМЕНС: Она? Блудит. ГАНУС: Как смеешь, Тременс! Я отвык, признаться,от твоего кощунственного слога, —и я не допущу…В дверях незаметно появилась Элла.
ТРЕМЕНС: …В другое времяты рассмеялся бы… Мой твердый, ясный,свободный мой помощник — нежен стал,как девушка стареющая… ГАНУС: Тременс,прости меня, что шутки я не понял,но ты не знаешь, ты не знаешь… Оченьизмучился я… Ветер в камышахшептал мне про измену. Я молился.Я подкупал ползучее сомненьевоспоминаньем вынужденным, — самымкрылатым, самым сокровенным, — цвет свойтеряющим при перелете в слово, —и вдруг теперь… ЭЛЛА:(подходя)
Конечно, он шутил! ТРЕМЕНС: Подслушала? ЭЛЛА: Нет. Я давно уж знаю —ты любишь непонятные словечки,загадки, вот и все… ТРЕМЕНС:(к Ганусу)
Ты дочь моюузнал? ГАНУС: Как, неужели это — Элла?Та девочка, что с книгою всегдаплашмя лежала вот на этой шкуре,пока мы тут миры испепеляли?.. ЭЛЛА: И вы пылали громче всех, и такнакурите, бывало, что не люди,а будто привиденья плещут в сизыхволнах… Но как же это вы вернулись? ГАНУС: Двух часовых поленом оглушили проплутал полгода… А теперь,добравшись, наконец, — беглец не смеетвойти в свой дом… ЭЛЛА: Я там бываю часто. ГАНУС: Как хорошо… ЭЛЛА: Да, очень я дружнас женою вашей. Мы в гостиной темнойо вашей горькой доле не однаждыс ней говорили… Правда, иногдамне было трудно: ведь никто не знает,что мой отец… ГАНУС: Я понимаю… ЭЛЛА: Часто,вся в тихом блеске, плакала она,как, знаете, Мидия плачет, — молчаи не мигая… Летом мы гулялипо городским окраинам — там, где выгуляли с ней… На днях она гадала,на месяц