Слуги тоже отмерли. Часть кинулась убирать мусор, а часть исчезла из комнаты. Видимо, понесли весть о моем выздоровлении. Хотя я бы на их месте спешить не стал. Похоже, я попал в тело какого-то важного персонажа. Но вряд ли те, кто отвечает за жизнь этого пацана, порадуются обнаружившейся у него амнезии. Как я ни пытался сосредоточиться, память моего нынешнего тела так ко мне и не вернулась. И я понятия не имел, кто я теперь, где нахожусь и что мне со всем этим делать.
Единственное, что меня хоть как-то утешало – я понял речь доктора. Не знаю, на каком языке он разговаривал, но внутри меня как будто срабатывал переводчик, и я понимал смысл сказанного. Хоть что-то хорошее. Если бы я очнулся в чужом мире еще и без знания языка, дело было бы совсем кисло. Такое ни на какую амнезию не спишешь.
Двери в мою комнату снова распахнулись, но теперь толпа возжелавших меня навестить была намного больше и куда более богато одета. От блеска драгоценностей слепило глаза. Осматривавший меня доктор подскочил и согнулся в низком поклоне.
– Ваша светлость, как я и обещал, мне удалось вылечить вашего наследника, – не без гордости сообщил он.
Светлость… герцог, что ли? Ну, пусть будет герцог. Похоже, это отец моего нового тела. Изрядно поседевший, примерно 50-летний мужчина с бородкой-эспаньолкой и усами, как у Сальвадора Дали. Судя по тревоге в глазах, он явно волновался о здоровье своего ребенка.
– Мой мальчик! Я рад, что ты наконец очнулся. Как ты себя чувствуешь? – с волнением поинтересовался он, присаживаясь на постель.
– Наедине, – прошептал я. – Хочу поговорить наедине.
Герцог отстранился, пытливо на меня посмотрел и властно скомандовал:
– Все вон.
Толпа любопытных немедленно рассосалась.
– В чем дело, дитя мое? – поинтересовался он, как только мы остались вдвоем. – Что случилось?
– Я не помню, – вздохнул я и прикрыл ладонями лицо, чтобы не выдать случайной реакции. Актер из меня был тот еще, так что я решил изображать отчаяние, не пуская в ход мимику и лишние жесты.
– Что значит «не помню»? – вскинулся герцог.
– Ничего не помню. Ни кто я, ни где я. Даже имени своего не помню. Очнулся, а вокруг все словно чужое. Страшно.
Последнее даже играть не пришлось. Мне реально было не по себе. Мало того что я оказался неизвестно где, так еще и вселился в шкуру наследника герцогского рода! Если окружающие заподозрят неладное, мне конец. Блин, и почему тот, кто меня сюда закинул, вместе со знанием языка не дал воспоминаний? Насколько все было бы проще!
– Значит, ничего не помнишь, – нахмурился герцог. – Однако же догадался попросить поговорить со мной наедине.
– Так я же память потерял, а не разум. Кому и чего нужно знать – решает глава семьи. А то слуги быстро разнесут сплетню, – передернул плечами я. – И дойдут ненужные слухи до того, кому их и вовсе знать не следует.
– Да еще и приврут, чтобы меня очернить, – кивнул мужчина. – Скажут, что сын умом скорбен и наследовать не вправе. А власть… она слабости не терпит.
Власть! Мне бы сейчас жизнь сохранить, это гораздо актуальнее! Ну и выяснить, где я нахожусь и кто я такой. А то даже своего нового имени не знаю. И к новоявленному родителю должным образом обратиться не могу. Попасть в местный вариант Бедлама как-то не хочется. А потому нужно будет врасти в этот мир как можно быстрее.
– Скрыть твою потерю памяти будет трудно, – задумался герцог.
– Верный человек! – предложил я. – Пусть на первых порах рядом со мной будет верный человек. Он постепенно объяснит, что к чему. А остальным сказать, что болезнь моя не до конца отступила, и что говорить мне сложно.
– Каков! – гордо воскликнул мужчина. – Нет, род наш по-прежнему силен, раз даже несчастья ему на пользу идут. То ты все игрался, учиться не желал, а как рядом со смертью побывал, так и осознал, что значит жизнь наследника.
– Я буду стараться стать достойным нашего великого рода!
И давая это обещание, я собирался его выполнить. Раз уж я оказался в чужом мире, нужно было как-то здесь устраиваться. А у меня еще и неплохой трамплин оказался. Наследник герцога! И, судя по обстановке, довольно богатого. Глупо будет этим не воспользоваться. Да, каким бы странным это ни казалось, нужно привыкать, что я не сорокалетний мужчина, а десятилетний пацан. И у меня теперь другая судьба и другие родители. А вся моя прошлая жизнь… лучше ее не вспоминать, чтобы не расстраиваться. Нужно приспосабливаться к тому, что есть.
Доктор, которому было позволено вернуться и вновь меня осмотреть, запретил мне вставать с постели. По-видимому, хотел еще несколько дней наслаждаться славой человека, который успешно лечит наследника. Мне это было на руку. Несколько дней на то, чтобы освоиться в новом для себя мире, были просто необходимы. Ну и не составило особого труда изобразить, что мне больно разговаривать, результатом чего стал запрет на беседы.
В ответ на разглагольствования доктора мой желудок подал голос, и народ тут же озадачился вопросом, чем бы меня накормить. По ощущениям, я мог бы съесть слона. Но для организма обжорство могло оказаться не слишком полезным, так что я согласился на легкий куриный суп с гренками.
Правда, прежде чем еда добралась до меня, ее попробовало несколько человек. Блин! Так и мне ничего не достанется! До меня дошло всего полтарелки. Причем кормили меня с ложечки, как младенца. Дескать, пока еще слишком слаб.
Радовало, что верный человек, насчет которого мы с моим новоявленным отцом договаривались, уже был рядом и намеревался остаться со мной в комнате. Отто честно служил герцогу уже больше двадцати лет, и теперь переходил ко мне по наследству. Он не должен был отходить от меня ни на шаг, пока я окончательно не поправлюсь. То есть, не начну чувствовать себя достаточно уверенно для того, чтобы действовать самостоятельно.
Выглядел Отто примерно лет на пятьдесят. Довольно крепкий, расторопный мужчина с умными серыми глазами. Он проследил за тем, как меня кормят, проводил слуг и высказал готовность «напомнить наследнику обо всем, о чем он только пожелает». Я даже завис, соображая, какой вопрос задать первым. Отто расценил это как нерешительность и призвал меня не стесняться. Дескать, кто, как не старый слуга, может помочь в столь деликатном деле?
В результате долгой, обстоятельной беседы выяснилось, что зовут меня Фридрих Казимир, что мне действительно десять лет, а на дворе стоит 1660-й год от Рождества Христова. Нахожусь же я в славном городе Гробине, в герцогстве Курляндском. А мой новоявленный отец – не кто иной, как Якоб Кетлер. Тот самый. Как при этом известии моя челюсть не