– Знания о настоящем, – ответил странник.
Это было необычно. Даже неуважительно. Ксорве приготовилась к гневу Неназываемого. Он, очевидно, заметил ее состояние, и она ощутила прилив безмятежности – так успокаивает прохлада, что исходит от открытой гробницы.
– Говори же, – велел Неназываемый голосом Ксорве.
– Неназываемый и Неизреченный, где находится Реликварий Пентравесса?
Ксорве снова почувствовала, как проваливается в ничто. Вспыхнули яркие предметы и пропали из ее поля зрения. А затем она вновь ощутила, как Неназываемый направляет ее внимание.
Она увидела палисандровую шкатулку – восьмигранную, инкрустированную золотом, размером со сжатый кулак. Казалось, до нее вот-вот можно было дотронуться, но это было не первое пророчество Ксорве, и даже сквозь туман лотоса она осознавала, что это лишь видение.
Густая тьма, словно шелковый мешочек, окутала шкатулку, и та исчезла. Видение прекратилось, будто бы его намеренно похитили. Ксорве попыталась мысленно дотянуться до шкатулки сквозь тьму, но ничего не получалось.
– Он сокрыт от моего взора, – сказал Неназываемый. Раздражение и отрицание едва ли присущи богам, но Неназываемый был совершенно точно недоволен.
– Но он все еще существует? – спросил странник. Хотя он старался контролировать свой голос, от Ксорве не ускользнула нотка удовлетворения.
– Он цел, – ответил Неназываемый.
И это был его последний ответ. Неназываемый покинул ее разум – словно бы волна откатилась от берега: отблеск на песке, а затем – пустота.
Она снова была собой – на возвышении в Доме Молчания, – а во рту чувствовался горький привкус лотоса. Голова закружилась, чаша выпала из ее рук, и она потеряла сознание.
Ксорве проспала полуденную молитву и, очнувшись в своей келье, спустилась на подкашивающихся ногах в трапезную к ужину. Черный лотос был довольно безжалостен. Голова казалась тяжелой и хрупкой, будто сваренное вкрутую яйцо, а в горле саднило, как после крика.
Вокруг одного из столов собрались послушницы – все ровесницы Ксорве. Кто-то оглянулся, когда она вошла, но большинство не обратили внимания.
До тринадцатого дня рождения Ксорве жила и училась вместе с послушницами, но дружбы она ни с кем не завела. Избранная невеста Неназываемого была отделена ото всех не только по протоколу, но и из прагматических соображений. Дружба с Избранной невестой не имела смысла. Большинство послушниц родились в фермерских семьях, и им было прекрасно известно: ни к чему привязываться к поросенку, который предназначен на убой.
Ксорве взяла миску с супом из капусты и села за другой стол. Беседа шла о страннике. По всей видимости, он был магом из столь отдаленного города, что никто не мог выговорить его название. Они говорили все тише, и вот слово взяла Ушмай – она прошептала, что странствующий волшебник недурен собой.
Ксорве сидела и ела суп, размышляя. Осталось тридцать дней. Это значит, что впереди у нее еще двадцать девять ужинов. Она попыталась сосредоточиться на супе – медленнее жевать, распробовать его как следует, – но после лотоса любая еда имела привкус ржавчины.
Мысли ее то и дело обращались к страннику. Если он и впрямь маг, то почему он носит лохмотья? Где его слуги? Чего он так отчаянно жаждал, что проделал весь этот путь в одиночестве? Должно быть, шкатулка из ее видения очень ценная или священная – а может, и то и другое.
Разговоры вдруг стихли, и Ксорве обернулась, чтобы узнать причину. На пороге трапезной стоял странник. Ему пришлось пригнуться, чтобы войти.
Ксорве бросила на него быстрый взгляд, делая вид, будто поглощена супом. Темно-коричневая кожа, длинные волосы собраны заколкой, длинные острые уши, густая борода. Она впервые видела такого человека. У ошаарцев, к числу которых принадлежала сама Ксорве, кожа была серой, глаза золотистыми, а те несколько мужчин, которых ей довелось видеть, брились начисто.
Плащ у странника был длинный, изношенный, непривычного кроя, и весь в заплатах – невозможно было угадать, из какой ткани он соткан. Под заплатами кое-где виднелась вышивка, золотые и серебряные нити сияли при малейшем движении. Вероятно, когда-то давно он был богат, но с тех пор обнищал.
Но все же он не походил на бедняка – по крайней мере, на тех бедных фермеров, что жили в окрестностях Дома Молчания. Он явно не привык склонять перед кем-то голову.
В трапезной он огляделся, а затем, к ужасу Ксорве, сел напротив нее.
– Мое имя – Белтандрос Сетенай, – сказал он. – Мы уже встречались, но тогда мне не удалось представиться.
Она промолчала, опустив взгляд на чашу, в которой еще оставался суп.
– Не волнуйся. Я поговорил с настоятельницей. Она считает наш разговор допустимым с теологической точки зрения.
Ксорве волновала отнюдь не теология, а зоркие глаза послушниц, но все же она посмотрела на него. Как это необычно – видеть взрослого без клыков. Из-за их отсутствия его лицо казалось таким простодушным и открытым, что по нему трудно было понять, о чем он думает.
– Благодарю тебя за потворство моей любознательности, – продолжил он.
Ксорве уставилась на него. Принимать благодарность за пророчество было нелепо и даже неприлично. Все равно что поблагодарить бутылку после того, как нальешь себе бокал вина.
– Надеюсь, тебя это не затруднило, – сказал он. Она покачала головой. – Жаль, я не могу объяснить, как много для меня значит эта информация. Я провел столько лет, изучая историю Реликвария – и даже не надеялся, что он мог сохраниться фрагментарно, не то что целиком, – но я не буду надоедать тебе давней историей. Мне всегда кажется, что людям интересны мои поиски, хотя я постоянно получаю подтверждение обратного, – улыбнулся он. – Не уделишь ли ты мне еще немного времени? Настоятельница сказала, что ты можешь проводить меня в архивы.
Переплет одной из книг в библиотеке Дома Молчания был сделан из кожи убитого короля – по крайней мере, такие ходили слухи. Здесь хранились зашифрованные книги, книги из обсидиана, книги из китовых шкур. Атласы стертых с лица земли городов и разрушенных миров. Бесполезные карты, указывающие местоположение любых ныне забытых сокровищ, словари для каждого ныне мертвого языка. Библиотека Дома Молчания представляла собой памятник хаосу.
А еще здесь было тепло и уютно, потому что хранительница архивов вытребовала у Ангвеннад двойную порцию дров.
Когда Ксорве в сопровождении Белтандроса Сетеная вошла в комнату, хранительница сидела за столом. Ее звали Оранна. Она была довольно молодой: Ксорве помнила, как из служительницы она стала жрицей. Ее глаза были цвета пчелиного воска, а клыки она украсила серебряными наконечниками. Оранна не взглянула на вошедших, но прекрасно знала, кто здесь: этому трюку она выучилась еще будучи послушницей, и он не подводил ее до сих пор.
– Ну что же, – сказала Оранна, – Реликварий Пентравесса. Спроси вы меня о нем вчера, я бы ответила, что вы