Уверенность чаще порождается невежеством, нежели знанием[61].

Чарльз Дарвин

Урсула Мерч поступила в больницу с жалобами на головную боль, боль в спине и сильное головокружение, не позволявшее продолжать работу. За месяц ее состояние ухудшалось. Она не могла разглядеть стакан с водой на прикроватной тумбочке, не различала границы дверного проема и то и дело ударялась о кровать.

Пятидесятилетняя швея не утратила ловкости рук и легко вырезала ножницами из бумаги разные фигуры. Она показывала, где у нее нос, рот, руки и ноги, и без затруднений описывала свой дом и питомцев. Загадочный случай передали врачу из Австрии Гэбриелу Антону. Он положил на стол перед пациенткой красную ленту и ножницы, но она не смогла назвать предметы, хотя «подтвердила спокойно и уверенно, что видит их».

Было очевидно, что у нее проблемы с речью, с чем она соглашалась, и с ориентацией в пространстве. Но отмечались и другие симптомы: Урсула не различала свет и темноту. Когда Антон держал перед Урсулой предмет и просил описать его, она даже не пыталась посмотреть, а сразу его ощупывала. Исследование показало сильную потерю зрения, но, как ни странно, когда Антон спросил женщину об этом, та принялась уверять, что прекрасно видит. Когда зрение окончательно пропало, она этого не осознавала. «Поразительно, — писал Антон, — что пациентка не заметила значительного ухудшения зрения, а позже и полной его утраты… она была умственно слепа к своей слепоте[62]».

Все это происходило в 1800-е, и Урсула была не единственной в своем роде. Десятью годами ранее невропатолог из Цюриха описал потерявшего зрение в результате несчастного случая мужчину, который не осознавал, что не видит, хотя в остальном «умственно не пострадал». Он не моргал, если к его лицу подносили кулак и не различал еду на тарелке, «но думал, что он в темном подвале».

Полвека спустя двое врачей описали шесть случаев слепоты, которую пациенты отказывались признавать. «В их поведении бросается в глаза то, что они не учатся на собственном опыте[63], — писал один из исследователей. — Не понимая, что ничего не видят, они бродили, натыкаясь на мебель и стены, но никак на это не реагировали. Когда им прямо говорили, что они ослепли, они отрицали это или возражали: “Здесь темно, почему свет не горит?”, “Я забыл очки” или “У меня не очень хорошее зрение, но я все вижу”. Пациенты не соглашались ни с какими доказательствами и уверениями».

Впервые это явление упомянул римский философ Сенека[64]. Он описал слепую женщину, которая жаловалась, что в помещении слишком темно. В медицинской литературе невозможность осознать физические нарушения при сохранении прочих когнитивных навыков называют синдромом Антона[65]. Сейчас известно, что он возникает после повреждения затылочной доли головного мозга. Однако я наблюдаю, что, даже когда мозг функционирует нормально, мы подвержены своего рода синдрому Антона.

У всех нас есть слепые пятна в знаниях и мнениях. Печально, что мы не осознаем, что ничего не видим, и потому уверены в себе и не испытываем потребности в переосмыслении. К счастью, уверенность бывает разная, и в некоторых случаях мы можем честно посмотреть на себя и вовремя изменить курс. В автошколе мы запоминаем, где находятся слепые зоны, и следим за ними с помощью зеркал и датчиков. В жизни у нас таких инструментов нет, поэтому надо учиться распознавать такие области в своем уме и соответственно менять мышление.

В первый день декабря 2015 года Халла Томасдоттир получила неожиданное известие. Крыша ее дома треснула под тяжестью снега и льда, и она как раз следила, как по стене стекает талая вода, когда ей позвонила подруга и спросила, читала ли Халла про себя в Facebook. Оказывается, кто-то создал петицию за выдвижение Халлы на должность президента Исландии.

Ее первой мыслью было: «Ну какой из меня президент?». Она участвовала в основании университета, а в 2007-м стала соучредителем инвестиционной компании. Когда в 2008-м грянул финансовый кризис, Исландия пострадала больше других государств: обанкротились все три основных частных коммерческих банка, национальная валюта обесценилась. В масштабе всей экономики страна пережила крупнейший финансовый крах в истории. Однако Халла оказалась отличным управленцем, и благодаря ей фирма пережила кризис. Но это никак не подготовило ее к роли президента. Она не разбиралась в политике, никогда не работала в государственных структурах и не занималась общественной деятельностью.

Уже не в первый раз Халла почувствовала себя самозванкой. Когда ей было восемь лет, преподаватель фортепиано возлагал на нее большие надежды и часто отправлял играть на концертах. Но девочке казалось, что она недостойна такой чести, и перед выступлениями ее тошнило. Теперь было, конечно, совсем другое дело, но внутри зашевелилась прежняя неуверенность. «В желудке как будто образовалась дыра, как в детстве перед концертами, только больше, — рассказывала мне Халла. — Это был худший приступ синдрома самозванца в моей жизни». Несколько месяцев она сопротивлялась идее баллотироваться. Друзья и родные твердили, что у нее есть все данные, но она сомневалась, хватит ли ей опыта и уверенности. Халла убедила других женщин присоединиться к ней, и одна из них позже стала премьер-министром Исландии[66].

Петиция никуда не делась, и все вокруг подбадривали Халлу. В конце концов она задумалась: «Как я могу отказываться служить