Покрасневшая от стыда Женя села на дальний свободный стул и посадила Вову к себе на колени. Вступившаяся за них бабушка тем временем поправила волосы под платочком, затем поглядела на мать и сына да добродушно сказала:
— Хороший мальчик. Совсем как мой сынок, такой же светленький и ласковый. Это радость такого сына растить.
— Да, радость, — постаралась улыбнуться Женя.
Конечно, Вову она любила, но вот радости от его присутствия в своей жизни как‑то мало ощущала. С рождением ребёнка всё перевернулось с ног на голову. Кончились беззаботные семейные вечера и вылазки в кино да театры. Сергей — молодой инженер, стал регулярно пропадать на заработках, а сама она не смогла вернуться к прежней успешной карьере. Её просто‑напросто отказывались брать в штат. Сын стал словно неким позорным клеймом. «А, у вас ребёнок маленький? Тогда нет, не подходите». В конце концов Женя — молодая энергичная женщина с хорошим образованием и обширным опытом в товароведении, устроилась на завод обычной комплектовщицей. Денег за такой труд платили мало, а по окончании дня вовсю болели голова и пальцы. Она сильно уставала от непрерывного раскладывания мелких деталей по коробкам.
Разве это радость? Разве это счастье, что, когда она выйдет с очередного больничного, на неё будут косо и зло смотреть другие — те, у кого дети уже выросли, или те, кому есть с кем их оставить? Откуда в людях такая злоба? Разве эти женщины не помнят, что такое малыш-дошкольник?
— Мамочка, я пить хочу.
— Держи.
Женя достала из сумки стеклянную бутылку и помогла Вове попить. При этом она улыбалась. Искренне. Пусть мысли в голове вертелись неприятные, но сердце трепетно любило и не собиралось этого менять.
— Как тебя зовут? — подсела к ним ближе старушка и протянула ребёнку карамельку.
— Вова, — осторожно принимая подарок, ответил сын и, смущённо потупив глаза, прошептал. — Спасибо.
— Хорошее имя. Как Владимир Ильич смелый будешь. Братья, сёстры есть у тебя?
— Нет, но я очень хочу сестрёнку.
От этих слов Женю покоробило. Она начала нервно переводить взгляд с одного предмета на другой.
— Значит, будет, — заключила навязчивая бабка. Голос у неё был доверительный, а потому Вова расхрабрился с вопросом:
— А вас как зовут?
— Пелагея Ивановна или баба Поля.
— Редкое имя, — не удержалась от слов Женя.
— Редкое разве?
— Редкое. У мужа так бабушку зовут, но она единственная, кого я с таким именем встречала.
— Теперь вот и я буду, — усмехнулась старушка и с нежностью погладила Вову по голове. — Расти крепким, сынок. А будет сестрёнка, так смотри, защищай.
— Защитю! — с готовностью ответил Вова.
— Ваш сын уже своих сыновей растит, наверное? — спросила Женя, надеясь уйти от темы собственного материнства.
— Нет, доченька. Он у меня небольшим погиб, как раз незадолго как война началась. Пошёл купаться на речку, да не вернулся.
— А ещё дети есть?
— Нет. Времена были тяжёлые. Не до детей было. Муж на фронт ушёл, и где-то там в чужих краях и захоронили его. Потом голод страшный обрушился. Все мы работали как проклятые, чтобы хлеб вырастить и страну поднять. А там как-то смотрю в зеркало — и прошла моя молодость и свежесть. Так вот и осталась одна. Вся жизнь пролетела в бесконечных заботах и слезах. Теперь и утешить меня старую некому. Возвернуть бы время назад, так как грибочки росли б у меня такие пострелята.
— Как же их растить, если голод и времена тяжёлые?
— А как-как? Другие-то не испугались и вырастили, — развела руками старушка. — Значит, можно было.
— Слова это только, — жёстко ответила Женя. — Когда кастрюлю наполнить нечем, а такие вот грибочки есть просят, то тут головой думать надо, а не надеждами.
От переполняющих её эмоций молодая женщина выронила из рук свою медицинскую карточку и направление из гинекологии. Вова ринулся поднимать материны документы, но его неловкость привела к тому, что Пелагея Ивановна успела их рассмотреть.
— Что тебе свыше дадено, от того грех отказываться. Каяться потом будешь.
Каяться?
Женя ощутила злость. Старушке-то легко говорить! Ведь это не ей растить ребёнка надо будет. Это не ей гнать мужа из дома на новые заработки. Это не ей по новой не спать ночами и извиняться за шум перед соседями. Все тяготы познает только она — Женя, и никто иной!
— Это моё дело.
— Нет, доченька. Это дело общее людское. Все судьбы наши сплетены воедино. Каждый человек важен. И быть может, нерождённый даже важнее рождённого будет. Послушай-ка, что я скажу…
Пелагея Ивановна взяла её за руку и зашептала. Голос у старушки был мягкий и приятный. Речь текла легко, и Женя сама не поняла, как вслушалась. Слова проникали через плотную уверенность принятого решения и пробирали до самого сердца. На глазах у неё выступили слёзы. Молодая женщина захлюпала носом и перед самой своей очередью взяла сына за руку да, не оглядываясь, ушла из поликлиники. А домой ехала на автобусе, крепко прижимая Вову к себе, как если бы боялась потерять его. Мальчик не сопротивлялся. Он очень устал и стоило ему переступить порог, как сразу попросился в кроватку. Женя уложила сына и села на кухне у окна. Оттуда открывался вид на внутренний двор, и она долго разглядывала людей, деревья, птиц. А там незаметно настал вечер и пришёл муж.
— Знаешь, — едва сняв куртку, сказал он. — Может всё же попробуем? Может, справимся?
— Серёж…
— Погоди, Жень. Я целый день всё думал и думал. У меня из рук всё валилось даже. Я не хочу так. Это же наш ребёнок, — мужчина положил ей ладонь на живот. — Понимаешь? Ведь второго такого уже не будет. Не, дети у нас будут ещё, но вот именно этого… Мы же знать об этом станем. Будем помнить. Вот как бы мы жили, если б Вовки не было?
— Не уговаривай, не нужно, — тихо сказала она.
— Как не нужно? Нужно, Женя. Нужно!
— Не нужно. Я уже решила. Справимся с двумя.
Она ему улыбнулась. Лицо Сергея тоже засияло от счастья. Он приподнял жену словно маленького ребёнка и поцеловал в губы. Глаза его даже заблестели от эмоций, а Женя и сама ощутила непревзойдённую радость. Внезапно ей стало так легко, как будто у неё выросли крылья, и ещё чуть-чуть и она вот-вот сможет даже взлететь. Все заботы с этой высоты начали казаться какими-то мелочными и не проблемами даже. Если любящие друг друга очень хотят одного и того же, то у них всё получится.
Так и вышло. Несколькими месяцами позже, когда молодая женщина прижимала к себе новорождённую дочку, ей и вспоминать было страшно, что когда-то казалось правильным сделать аборт. Вот же она её маленькая девочка! Ах, какие у неё пальчики! Какие густые волосики! Какой ротик красивый!
Нет, не она это тогда говорила свои слова. Не она убеждала мужа.