Еда была откровенно невкусной, но я ел. Камера армян имела стол, за чистотой которого они следили самостоятельно и светильник на макрах. После ужина стол протёрли и сели играть в шахматы и карты. Они пытались научить меня играть в какую-то совершенно непонятную мне карточную игру, но потом я всё же пересел играть в шахматы, которые мне были известны, и, хотя я проиграл дяде Арегу восемь партий из одиннадцати, держался неплохо и не поддавался.
Примерно в девять вечера прошёлся полицейский (и это был не Виктор Павлович) и, дубася дубинкой по дверям, провозгласил арестантам, что пришло время баиньки.
…
Утром я проснулся с первыми лучами солнца и осознанием того, что находиться тут мне надоело. Был бы Шило, он бы меня шустро переместил, а так…
Поскольку мои армяне спали, лишь лениво следя из-за полуоткрытых век на почти бесшумные перемещения молодого негра по камере, я проверил смотровую щель, которой пользовались они, чтобы посмотреть, как там дела в коридоре. Дождавшись, когда по нему шёл тот вчерашний вечерний полицейский, который вероятно, заступил в ночную смену, заспанный и злой, вероломно сотворил посреди коридора иллюзию не кого-нибудь, а прокурора республики графа Губачинского.
Полицейский остолбенел, увидев такое высокое (я бы сказал, даже высоченное) начальство, которое некоторое время смотрело ему в глаза с неудовольствием, а потом молча указало на дверь моей камеры.
— О-открыть? — не понял полицейский и иллюзия ещё более сердито нахмурилась и кивнула.
Полицейский, стараясь одновременно вытянуться во фрунт, нащупать ключи и не слишком заметно потеть от количества нарушений в собственном внешнем виде, отпер камеру.
Иллюзия посмотрела на меня, в этот раз не было эффекта отвода глаз и жестом велела мне, то есть натурально мне, чернокожему арестанту — выходить.
Я вышел.
— Ваше высокоблагородие, это самое, вчера задержали этого, как его. Как тебя зовут, шельмец?
— Нгома, — утробно ответил я.
— Её, Нгому, его то есть. Никаких нарушений при проведении мероприятий за время моего отсутствия, это самое…
Иллюзия прошла перед нами по коридору и указала теперь на дверь одного из кабинетов, служебный, кого-то из следователей.
Полицейский, несмотря на ситуацию, сначала запер дверь в камеру и затем проскользнул мимо меня к иллюзии прокурора.
— Я требую посла республики Танзания, — нарочно искажая голос, противно прогундосил я.
— Заткнись. Рот, говорю, свой закрой, не гневи меня перед лицом начальства! — полицейский отвлёкся на меня и тайком показал кулак. Кулак был большим, с хорошо видимыми следами опыта убеждения недовольных граждан.
— Отпереть этот кабинет, Ваше высоко это самое… благородие?
Иллюзия заложила руки за спину и презрительное кивнула. Полицейский перебрал ключи на связке, открыл и дал иллюзии «войти», после чего втолкнул меня следом.
Повинуясь жестам иллюзии, он оставил нас одних.
Я облегчённо выдохнул, но иллюзию пока что не рассевал.
Когда дверь закрылась, обратился, насколько умею, имитируя голос Губачинского:
— Никого к нам не пускать, выставить охрану! Вызвать незамедлительно полковника Мехова ко мне, срочнейшим образом!
— Слушаюсь.
— И вещи этого негра ко мне, сейчас же. С документами и описью.
— Сей же момент!
— А потом никого не пускать, мы тут проводим следственные действия.
— Как Вам будет угодно!
— Вам всё ясно?
— Так точно, Ваше это самое… кхе-кхе… родие! Разрешите выполнять?
Я перезарядил иллюзию и поставил её к стене спиной, с руками за спиной.
Пока ждал вещей, голосом Нгомы (я не думаю, что круто изображаю голоса и интонации, но выбор был невелик) жалобно бубнил про свои права, потом хныкал — на случай если кто-то подслушивает, он ничего толком не поймёт, но у него будет ощущение диалога и живого присутствия.
Вещи принесли, иллюзия прокурора кивнула и жестом указала на стол.
Я, как допрашиваемый сидел за столом со страдальческим видом и удостоился лишь мимолетного сочувственно-презрительного взгляда от полицейского.
После того, как тот полицейский ушёл, под дверь действительно поставили кого-то из полицейских в качестве «охранного поста», причем этот кто-то достаточно явно возмущался, что делать ему нехрена, охранять кабинет, оккупированный прокурорским бугром.
…
Ждать полковника, а это был тот самый хмырь, заместитель министра, который присутствовал в доме правительства и сверлил меня взглядом во время судьбоносного решения Совета Владетелей, пришлось почти сорок минут, я засёк по массивным настенным весам.
Пользуясь тем, что кабинет был глухой, то есть никто за мной не подсматривал, я рассеял «Губачинского» и исследовал кабинет, выпил зелье-антидот, из-за чего стал стремительно бледнеть, вернул себя шнурки и ремень и стал вполне узнаваем, после чего попил водички и откровенно маялся.
…
— Господин прокурор, Павел Андреевич, можно?
— Войдите!
Он зашел, зачем-то держа в руках папку с какими-то документами и первые несколько секунд ошеломлённо осматривался, словно крот, которого достали из уютной норы.
В кабинете был только я, занимающий место хозяина кабинета, безвестного следователя, я был один и тут не было ни негра, ни прокурора республики.
Другое дело, что я Филинов, свежеиспечённый владетель кустовских земель и большая шишка, он тоже узнал. И всё же резкую смену вводных он переварил не сразу:
— Мне тут дежурный и я… Даже не побрившись… Побежал… Дело по братьям Грызиным… Срочно! Спасай! У нас проверка, сам прокурор Губачинский!
— Егор Васильевич, Вы меня простите, но хватит бздеть. Присаживайтесь.
Он осторожно, словно стул тоже окажется обманом, присел.
— Вам, наверное, интересно, зачем я Вас позвал?
— Да и вообще, что происходит? Аркадий, как там Вас по батюшке…
— Ефимович.
— Да-да, простите, не выучил ещё, Аркадий Ефимович. Чем могу служить владетелю земель?
— А также и послу в вольном городе, адвокату, и министру юстиции, поскольку эту должность я унаследовал от Вьюрковского, как и прочее.
Полицейский опасливо поёжился.
Да, как ни странно, в традициях Кустового, да и не только его — наследование постов, причём в данном случае оно не требовало даже переназначения, владетели чётко держали марку и оккупировали все ключевые посты, включая финансов (Гриф) и прочие.
Минюст был странно и эфемерной структурой почти без сотрудников, которая ничем конкретным не занималась, полномочия её были очень расплывчатыми, но она существовала. Вероятно, делалось это, чтобы платить зарплату из бюджета, но то, что я среди прочего ещё и какой-то странный непонятный министр, который вроде как ничего не может, но всё равно министр — в данном случае играло «за меня».
— Итак, я направил в ваши структуры, в полицию, своего агента, молодого студента Нгому.
— Кстати, где он сам? — осторожно полюбопытствовал полковник.
Глава 10
Личные договоренности
В плавном жесте я обвёл руками кабинет, показывая, что тут нет никаких негров, равно как и представителей любой другой расы, кроме нас