— Мне она запомнилась почти всегда больной… — задумчиво отозвался он. — И почти всегда в слезах… — Он покачал головой. — Вечно в подавленном настроении.
Не сводя с него глаз, она еле слышно пробормотала:
— Как странно…
Но когда он обратил к ней вопрошающий взгляд, она, резко встряхнув головой, сменила тему разговора.
— Поскольку нам не дозволено узнать, кто наши таинственные гости, пойду-ка я поработаю в саду.
— На улице холодно, дорогая. Резкий ветер.
— Я оденусь потеплее.
Она вышла из комнаты. Альфред Ли несколько минут стоял неподвижно, хмурясь собственным мыслям, а затем подошел к большому окну, которое выходило на открытую террасу. Через минуту-другую он увидел, как из дома вышла Лидия с плоской корзинкой в руках. На ней было длинное пальто из плотной шерсти. Поставив корзинку на землю, она принялась возиться с квадратной каменной вазой, слегка возвышавшейся над землей.
Некоторое время он следил за ней. Потом, надев пальто и шарф, вышел через боковую дверь наружу и проследовал вдоль таких же ваз с миниатюрными садами — творениями ловких рук Лидии.
В одной из этих плоских квадратных ваз был воспроизведен пустынный ландшафт: мелкий желтый песок, горстка зеленых пальм, вырезанных из крашеной жестяной банки, и караван верблюдов в сопровождении двух погонщиков-арабов. Несколько примитивных глиняных хижин были вылеплены из пластилина. В другой каменной вазе был разбит террасами итальянский сад, на миниатюрных клумбах которого красовались восковые цветы. Третья представляла собой Арктику: куски зеленого стекла изображали айсберги, а на «берегу», сбившись в стаю, стояли пингвины. Потом шел японский сад — с карликовыми деревцами, с зеркалом-прудом и с мостиками из пластилина.
Наконец он подошел к увлеченной работой Лидии. Она положила на дно вазы синюю бумагу и накрыла ее стеклом. По краям этого «моря» громоздились «скалы». В данный момент она сыпала из сумочки мелкую гальку и мастерила пляж. Между «скал» виднелись маленькие кактусы.
— Ну, все как будто на месте, — тихо пробормотала Лидия, — именно то, чего я добивалась…
— Что же изображает твое последнее творение?
Она вздрогнула, не услышав, как он подошел.
— Это? Мертвое море. Нравится?
— Уж очень пустынно, — сказал он. — По-моему, там больше растительности.
Она покачала головой.
— Таким я представляю себе Мертвое море. Оно же мертвое, понимаешь?
— Не так эффектно, как прежние твои работы.
— Здесь и не требуется никаких эффектов.
На террасе послышались шаги. К ним приближался пожилой дворецкий, он был седым и слегка сутулым.
— Звонит миссис Джордж Ли, мадам. Спрашивает, удобно ли, если она и мистер Джордж приедут завтра поездом в семнадцать двадцать?
— Передайте ей, что вполне удобно.
— Как прикажете, мадам.
Дворецкий поспешил в дом. Лидия смотрела ему вслед, и лицо ее смягчилось.
— Дорогой наш Тресилиан. До чего же он надежный человек. Не представляю, что бы мы без него делали.
Альфред кивнул.
— Старая выучка. Он у нас почти сорок лет. Предан всем нам безмерно.
— Да, — кивнула Лидия. — Настоящий верный слуга из старинных романов. По-моему, он ни перед чем не остановится, если придется вдруг кого-нибудь из нас защищать.
— Думаю, ты права… — сказал Альфред. — Он такой…
Лидия приладила последний камешек.
— Ну вот, — сказала она. — Теперь все готово.
— Готово к чему? — озадаченно переспросил ее Альфред.
Она рассмеялась.
— К Рождеству, глупый! К трогательному, чисто семейному празднику.
4Дэвид поднял письмо, которое только что скомкал и бросил, и, тщательно его разгладив, принялся снова перечитывать.
Его жена Хильда молча за ним наблюдала. Она заметила, как пульсирует жилка (а может, нерв) у него на виске, как слегка дрожат его длинные изящные пальцы, как время от времени все его тело непроизвольно вздрагивает. Когда он, отбросив то и дело падающую на лоб светлую прядь, умоляюще взглянул на Хильду своими голубыми глазами, у нее уже был готов ответ.
— Что нам делать, Хильда?
Но Хильда отвечать не спешила. Она услышала мольбу в его голосе. Она знала, как он зависит от нее — эта зависимость возникла сразу же с первых дней их брака, — знала, что последнее слово будет за ней, — именно по этой причине предпочитала высказываться осторожно, не навязывая собственное суждение.
— Все зависит от того, какие чувства ты сам испытываешь, Дэвид, — ответила она, и в ее голосе звучали спокойствие и мягкость, свойственные опытной няне при капризном ребенке.
Хильда не отличалась ни красотой, ни стройностью, но обладала каким-то магнетизмом. В ней было что-то от женщин с портретов великих голландцев, а голос — теплым и убаюкивающим. В ней чувствовалась сила, та самая, которая притягивает людей слабых духом. Дородная, довольно коренастая, немолодая уже… Эта женщина не блистала ни умом, ни элегантностью, она обладала тем, чего нельзя было не приметить. Силой! Хильда Ли была сильной личностью.
Дэвид встал и принялся ходить взад-вперед по комнате. Его светлые волосы почти не были тронуты сединой. В нем до сих пор сохранилось что-то мальчишеское. А выражение лица было до странности кротким.., чем он удивительно напоминал рыцарей с полотен Берн-Джонса.
— Ты ведь знаешь, какие чувства я испытываю, Хильда. Не можешь не знать, — с грустью произнес он.
— Ну почему же.
— Я же тебе говорил — не раз и не два, — как я ненавижу этот дом, само это место, и вообще все, что с ним связано. В моей памяти не осталось ничего, кроме горя. Мне ненавистен каждый проведенный там день! Как подумаю, сколько ей пришлось вынести… бедной моей матушке…
Хильда сочувственно кивнула.
— Она была такая кроткая, Хильда, такая терпеливая. Лежала, мучаясь от боли, но все сносила и не сетовала. А как только я вспоминаю об отце, — лицо его помрачнело, — о том, сколько горя он ей принес, как унижал ее, хвастаясь своими интрижками, да-да, даже не считал нужным их скрывать!..
— Ей не следовало с этим мириться, — заметила Хильда. — Она должна была от него уйти.
— Она была слишком мягкосердечной и конечно же не могла решиться на это, — с укором в голосе произнес он. — Считала своим долгом сохранить семью. К тому же это был ее дом — где еще она нашла бы приют?
— Она могла бы начать жизнь сначала.
— Не в те времена! — хмуро отозвался Дэвид. — Ты не понимаешь. В ту пору это было не принято. Женщины мирились с той судьбой, что выпадала на их долю. И не ропща несли свой крест. И потом.., у нее были мы. Что бы произошло, если бы она развелась с отцом? Он, скорее всего, женился бы снова. Появилась бы другая семья. Наши права были бы ущемлены. Ей приходилось принимать во внимание все эти обстоятельства.
Хильда промолчала.
— Нет, она знала, что делала, — продолжал Дэвид. — Она была святой. Она безропотно несла свой крест до конца.
— Не совсем безропотно, — заметила Хильда, — иначе тебе не были бы известны все эти подробности.
— Да, она во многое меня посвящала, — согласился Дэвид, и лицо его просветлело. — Она знала,