И вновь Лежен прикинул расстояние до другой стороны улицы. Затем, задумчиво посмотрев на аптекаря, спросил:
– Как вы думаете, вы узнали бы этого человека, если б снова его увидели?
– О да, – крайне уверенно ответил мистер Осборн. – Я никогда не забываю лица. Это одно из моих хобби – я всегда говорю, что если б в мою аптеку пришел один из женоубийц и купил такой славный пакетик мышьяка, я мог бы присягнуть в суде, что это был именно он. И я всегда надеялся, что однажды что-нибудь в этом роде и произойдет.
– Но пока не происходило?
Мистер Осборн печально признался, что не происходило.
– И теперь вряд ли уже произойдет, – грустно добавил он. – Я продаю свое дело. Мне дают за аптеку очень хорошие деньги, так что я ухожу на покой и уезжаю в Борнмут[14].
– Да, похоже, вы тут все отлично устроили.
– Первоклассная аптека, – отозвался мистер Осборн с ноткой гордости в голосе. – Основана почти сто лет назад. До меня ею владели дед и отец. Доброе старомодное семейное дело. Мальчишкой я этого не понимал. Тогда мне это казалось ужасно скучным. Как и многие парни, я увлекался сценой, не сомневался, что смогу стать актером. Отец не пытался меня отговорить. «Посмотрим, чего ты сможешь добиться, мой мальчик, – сказал он. – Вот увидишь, сэра Генри Ирвинга[15] из тебя не выйдет». И как же он оказался прав! Он был очень мудрым человеком, мой отец. Полтора года в театральной труппе – и я вернулся к прежнему делу. И с тех пор стал гордиться им, так-то. Мы всегда держали хорошие испытанные средства. Старомодные. Но качественные. Однако в наши дни… – Аптекарь печально покачал головой. – Сплошное разочарование для фармацевтов. Вся эта дребедень для ванных комнат… А ведь приходится ее держать. От этой дряни идет половина дохода. Пудра, губная помада, кремы для лица, шампуни, модные губки для мытья… Сам я ко всему этому добру и не притронусь – у меня этим занимается юная леди за прилавком… Да, теперь держать аптеку – уже не то, что прежде. Но я скопил неплохую сумму, получаю за заведение отличную цену и уже сделал взнос за очень милое маленькое бунгало возле Борнмута.
Помолчав, он добавил:
– «Уходи на покой, пока еще можешь наслаждаться жизнью» – таков мой девиз. У меня много разных хобби. Например, бабочки. И еще время от времени наблюдаю за птицами. И садоводство – у меня множество хороших книг о том, как приступить к этому делу. А еще путешествия… Может, отправлюсь в круиз, повидаю чужие края, пока не поздно…
Лежен встал.
– Ну, желаю вам всего наилучшего, – сказал он. – И если до того, как покинуть наши края, вы вдруг заметите этого человека…
– Я тотчас дам вам знать, мистер Лежен. Само собой. Можете на меня положиться. С удовольствием сообщу. Как я уже говорил, у меня отличная память на лица. Я буду настороже. Как говорится, держу руку на пульсе. С удовольствием.
Глава 4
Рассказ Марка Истербрука
IЯ вышел из театра «Олд Вик»[16] со своей подругой Гермией Редклифф. Мы смотрели «Макбета».
Лило как из ведра. Мы перебежали через улицу к тому месту, где я припарковал свою машину, и Гермия несправедливо заметила, что всякий раз, как собираешься в «Олд Вик», начинается дождь.
– И этого просто не избежать.
Я не согласился с такой точкой зрения и сказал, что, в отличие от солнечных часов, она регистрирует лишь дождливые часы.
– А в Глайндборне[17], – продолжала Гермия, когда я включил зажигание, – мне всегда везло. Не могу представить, чтобы там не было идеально: музыка, великолепные цветочные бордюры, особенно те, что из белых цветов…
Мы обсудили Глайндборн и тамошнюю музыку, а потом Гермия заметила:
– Не отправиться ли нам позавтракать в Дувр?
– Дувр? Что за необычная идея. Я думал, мы поедем в «Фэнтези». Отменные еда и напитки – как раз то, что надо после всей этой величественной крови и тьмы «Макбета». После Шекспира я всегда умираю с голоду.
– Да. И после Вагнера – то же самое. В «Ковент-Гарден» в антрактах всегда не хватает сэндвичей с копченой семгой, чтобы заморить червячка. Что касается Дувра… Просто мы едем в ту сторону.
– Потому что мне пришлось пуститься в объезд, – объяснил я.
– Ты слишком долго едешь в том направлении. Мы уже давно на Старой – или на Новой? – Кентской дороге.
Я огляделся по сторонам, чтобы сориентироваться, и поневоле согласился, что Гермия, как всегда, совершенно права.
– Вечно я сбиваюсь здесь с дороги, – извиняющимся тоном сказал я.
– Здесь все такое запутанное, – согласилась Гермия. – Все кружишь и кружишь у вокзала Ватерлоо.
Вестминстерский мост наконец-то был успешно преодолен, и мы возобновили беседу, обсудив только что просмотренную постановку «Макбета». Моя подруга Гермия Редклифф – красивая молодая женщина двадцати восьми лет. Отлитая по шаблону классических героинь, она имеет почти безупречный греческий профиль и шапку темно-каштановых волос, вьющихся у основания шеи. Моя сестра вечно называет ее «подружкой Марка», да с такими многозначительными кавычками в интонации, что это всегда меня бесит.
В «Фэнтези» нас встретили радушно и провели к маленькому столику у обитой алым бархатом стены. «Фэнтези» пользуется заслуженной популярностью, и столы там стоят тесно. Когда мы сели, нас радостно приветствовали из-за соседнего столика, где сидел Дэвид Ардингли, преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу, очень хорошенькую девушку с модной прической: волосы торчали как попало, поднимаясь над макушкой под немыслимым углом. Как ни удивительно, прическа ей шла. У девушки были громадные голубые глаза, ротик она почти всегда держала полуоткрытым. Как и все другие известные мне девушки Дэвида, она была безнадежно глупа. Дэвид, замечательно умный молодой человек, мог расслабляться только в компании чуть ли не слабоумных.
– Это моя любимица, Маков Цветик, – объяснил он. – Цветик, познакомься с Марком и Гермией. Они очень серьезные и утонченные, так что постарайся вести себя соответственно. Мы только что с шоу «Сделай это ради смеха!». Классное представление. А вы, держу пари, с постановки Шекспира или Ибсена?
– Смотрели «Макбета» в «Олд Вик», – сказала Гермия.
– Ага. Ну и что скажете о постановке Баттерсона?
– Мне понравилось, – сообщила Гермия. – Очень интересные световые эффекты. И я никогда еще не видела так хорошо поставленной сцены