Я так Эду и сказал: в тот день, когда мне предложат писать подобную гиль, я сломаю карандаши и уйду в горы Тибета к повстанцам-кхампа.13
— Время не стоит на месте, — вздохнул Эд. — Ты, главное, подумай.
И вот я сижу на принудительном отдыхе в дурацкой гостинице посреди захолустного Хоккайдо и думаю.
Знай я заранее, до чего дело дойдет, я, может, пару недель назад и не вмазал бы японскому режиссеру, почетному гостю Чикагского кинофестиваля. Нет, все-таки вмазал бы.
Звали этого деятеля культуры Исяо Тонда. Его фильм «Одуревши от гейши» более-менее «творчески» воспроизводил факты моей биографии — в частности, довольно странный инцидент, имевший место несколько лет тому назад в Токио. Поскольку я отнюдь не давал согласия снимать обо мне фильм, деятелю культуры пришлось изменить кое-какие детали.
В этом фильме мой журнал именовался «Дикие подростки» и, в отличие от весьма авторитетной «Молодежи Азии», предназначался в качестве мягкого порно для менеджеров среднего звена и средних лет с рорикон — то бишь с «комплексом Лолиты».
Меня в фильме звали не Билли Чака, а Рэнди Шанс. Вместо черных слаксов и белых рубашек, за которые Сара прозвала меня ходячим инь-янем, Рэнди Шанс наряжался в кислотной расцветки костюмы, а вместо непритязательных остроносых ботинок носил сделанные на заказ серебристые «Док Мартене».
В финальной сцене Рэнди Шанс возносился на лифте к последнему этажу «Санбим-Сити-билдинг», чтобы сыграть на крыше партию в мини-гольф с очаровательной гейшей, спасенной им от якудза.
Мини-гольф.
А вы еще спрашиваете, за что я ударил режиссера.
Я могу стерпеть легкие подначки. И вполне признаю право творческого человека истолковывать события по-своему и воплощать свое видение. Я бы и партию в гольф ему простил, но уж очень беспардонно создатели фильма обошлись с двумя величайшими Любовями моей жизни.
Сару превратили в серую мышку, растерянную женщину-девочку, беззаветно преданную Рэнди Шансу. Совершенно асексуальная дурочка, живущая в мире грез. Блондиночка-болельщица. Вот уж ничего общего с моей Сарой, яростной феминисткой, деконструктивистом, неистовым и беспощадным критиком, ревнивицей Сарой — можете себе представить, она ревновала меня к городу, — которая всякий раз, стоило мне уехать в Токио, отправлялась к дурной репутации дантисту из Куспидории, штат Огайо, и выдирала себе очередной зуб. Чтобы вылечиться, по ее словам. Чтобы выкинуть меня из головы.
И Токио, возлюбленный мой Токио, ради которого я мог пожертвовать неделями, месяцами, да что там — годами своей жизни, — Токио постигла столь же прискорбная участь.
Когда я прослышал о замыслах Тонды, я пустил в ход все связи, чтобы воспрепятствовать съемкам в Токио. Я рассчитывал уничтожить фильм в зародыше. Не сработало. Они перенесли съемки в Осаку. Осака напоминает Токио не более, чем Филадельфия — Нью-Йорк, но современная компьютерная техника позволяет талантливому режиссеру создать желанную иллюзию.
К сожалению, Тонду не назовешь талантливым.
А я что? Всего лишь хлопнул бесталанного ублюдка по лицу в холле отеля «Дрейк». Легкий безобидный шлепок по щеке, можно сказать, погладил. Кроткий упрек, не более того. Тонде и этого хватило с лихвой.
Он раздул дело. Инцидент. Посыпались телефонные звонки. Извиняться я не стал, не на таковского напали.
И Сара осталась недовольна. Кино и есть кино, растолковывала она мне, а бить режиссера достойно Рэнди Шанса, но никак не Билли Чаки. Я возразил: дескать, я отстаивал ее репутацию. На это Сара заявила: большое спасибо, о своей репутации она сама позаботится.
И закатила пощечину мне.
Главный редактор — образец долготерпения, но все эти пощечины его доконали. Хуже того: я подозреваю, что Эду понравилась картина. Впрочем, я за презумпцию невиновности. После долгой дискуссии Эд настоял, чтобы я взял отпуск.
Я не желал ехать в отпуск.
— Либо отпуск, либо увольнение, — заявил он.
Вряд ли он это всерьез; однако на следующий день я обнаружил у себя на рабочем столе билет и план поездки. Мне предстояло две недели провести в горах в каком-то отеле «Кис-Кис». К квитанции об оплате гостиничного номера была прикреплена записка — другим почерком, не Эда:
Кто, как не я, закармливал Сару поэзией хайку, и на кого мне теперь обижаться? Хотя право, обидно, когда стихи оборачиваются против тебя. По правилам этикета следовало сесть и помедитировать над ответом, однако настроение было далеко не медитативное.
И вот я сижу тут и стараюсь не думать о «Генеразии». Не думать о бездарном режиссере и пощечине, а главное — не думать о Саре. Не думать на эти три темы не получалось, и тогда я попытался не думать вовсе. Как сказал бы специалист по дзэн-буддизму, это все равно что кровь смывать кровью.
Когда отключить мысли не удалось, я прибег к верному средству и включил телевизор. И точно: минут десять или пятнадцать я предавался блаженному безмыслию, пока реклама «Одуревши от гейши» не выбила меня из колеи.
Я выключил телевизор, зевнул, потер глаза. Похлопал себя по лицу в надежде подтянуть обвисшую кожу. Не знаю, помогает ли это реально, однако здесь, как и в любом ритуале, это не важно. Главное — занять себя. Затем я несколько раз отжался на трех пальцах, как учат йоги. Я не фанат фитнесса, но тело нужно держать в форме, и я делал что мог.
Кошка наблюдала за мной со своего насеста, равнодушная, как и прежде. Ей еще не доводилось встречать такого скучного постояльца. И кошек не любит, и поселился в отеле не пойми зачем — не ради секретного свидания, не ради семейного отдыха, не ради исполнения тантрического обряда, для которого требуется уединение и кошка. Да что там, даже порноканал не включаю! «Что, собственно говоря, ты делаешь в отеле „Кис-Кис“? — молча вопрошали кошачьи глаза. — Отжимаешься?»
На небе последние дневные лучи боролись с ранними зимними сумерками. Очертания гор размывались, сливаясь с тенями. Этот пейзаж прямо у меня под окном показался вдруг непостижимым и чуждым. Глухая виртуальная реальность на экране компьютера.
Вообразить себе будущее, в котором я стану выглядывать из окон незнакомых отелей, а рядом — лишь безымянный кот. Будущее с картины Эдварда Хоппера.14«Неудачник с кошкой».
Эти каникулы меня доконают.
2
Звякнул лифт. Кошка навострила ушки. Я сел в постели и тоже прислушался к тихому параду: по коридору приближались вкрадчивые шаги. Они замерли возле моего номера.
Громкий стук в дверь. Кошка всполошенно спрыгнула с телевизора, бесшумно приземлилась, метнулась к двери и запела на языке, не знающем других