лавровый венок для почивших на лаврах становится похоронным…
я никогда не поймаю Жар-птицу… ну и гори она ясным пламенем! ты вконец заклюешь меня, Жареный Петух… кыш-кыш, Феникс!..
я – Человек, Падший ангел, в который уже раз витавший в облаках.
Через тернии к звездам – через терновый венец к Утренней звезде…
Мой обед:
в скептицизме скрестив руки, я с такой надеждой скрещиваю пальцы…
белые против черных… кому-то не нравятся шахматы, лично мне – расизм;
среди белых черные – белые вороны;
бьем – значит любим?.. что засосы, что кровоподтеки…
ха-ха-ха, я настолько расист, что мне режет глаза свой собственный разрез глаз…
…и противна собственная цветная тень…
да, я многоликий лицемер, энный по счету Джокер по имени Янус, и я не могу скрестить пальцы, не скрестив руки…
Мой ужин:
если моя Мама – моя богоматерь, почему я не бог? у Нее никогда не было портретов – только иконы, Ее ребенок никогда не признает Ее без нимба;
9 месяцев я было киндер-сюрпризом в матрешке, матерей тошнит от собственного ребенка, даже когда еще неизвестно, мальчик будет или девочка;
подобно растениям они плодоносят; подобно птицам они каждый месяц откладывают по яйцу истекая кровью неинкарнированного Человека;
меня создали из материи матери, я что – Ромул? я что – Рем? зачем же он когда-то орал, что мы сукины дети? старость – это когда у матери линька…
Отравление:
и о чем только Бог думал, когда лепил из глины мой черепок?
и не то чтобы у меня котелок не варил, но у меня в голове одна сплошная каша;
просто я – быдло с телячьими мозгами, жующее жвачку, а точнее – яйцеголовый с цыплячьими мозгами зубами мудрости грызущий гранит науки и ногти, короче, я – желторотая клуша с куриными мозгами и птичьей памятью («временной амнезией на общем фоне склероза»), говорящая на своем собственном птичьем языке;
сладкая ложь мне не по вкусу, правда-матка не по нутру, так что моя серость серому веществу тон в тон;
мои мозги заплыли жиром (у меня «ожирение мозга, обусловливающее мозговую недостаточность»), и от своих собственных распеканий у меня плавятся мозги, растекаясь мыслью по древу;
варясь в собственном соку и высасывая что-то там из пальца, я занимаюсь самоедством – прекрасно, вот только я не перевариваю неудобоваримую пищу для ума!
я травило байки, и теперь мне пора бай-бай: я нечаянно отравилось…
Человек всегда до поры до времени сыт своей блевотиной, а все из-за манеры заедать другого Человека…
пасхальным куличом, думая, что сам из другого теста…
наш жнец Смерть косит Твою поросль, нас – Твоих крох, плоть от плоти, Твоих кровиночек, кровь от крови; Отче, не дай мне, низко пав, разбиться; не дай, повесив голову, повеситься; не дай, опустившись на дно, утопиться; не дай, отравив себе душу, отравиться, не дай.
Я не раскаиваюсь в том, что давным-давно, не пожалев своих клеток, раз и навсегда разлиновало себе кожу… но-Боже-мой-какого-черта нож оказался швейцарским?!
Н. февраля – к. апреля 2007 г.По секрету плюшевому мишке / Цена моего позерства
Паяц (пронзительно кричит): Помогите! Истекаю клюквенным соком!
Александр Блок (драма «Балаганчик», 1906 г.)
Знаешь, все началось давным-давно, когда я вдруг исподлобья посмотрело волком… на себя из зеркала…
В моем репертуаре отыгрываться на других людях, устраивая сцены, – аплодисменты!
мне нравится играть на их нервах, затрагивая все струны души:
зная их основные мотивы, я всегда без труда угадываю их настрой и нахожу верный тон, вот только мое сердце путает чувство ритма с чувством такта, и когда их нервы натянуты, я с упоением тяну волынку, наигрывая эмоции… мое сердце – детская погремушка, моя душа – горстка фотонов…
…я верчусь перед зеркалом волчком, добродушно скалясь…
я обожаю паясничать и устраивать балаган, мне все время хочется выкинуть какой-нибудь номер и устроить цирк с конями, оставшись темной лошадкой…
«через тернии к звездам – через терновый венец к Утренней звезде»… к какой именно?
я – Джокер, и в ангелы-хранители Бог даровал мне архангела, почему-то рогатого… Джокер среди карт – инкарнатор среди людей, будь Джокером – жизнь будет идти в масть, моя личная драма в том, что если с Джокеров и снимают маски, то только посмертно…
…из шкуры вон лезу, выманивая шоколадом Степного волка, но всякий раз убегаю, поджав хвост…
я – фигляр, жонглирующий словами, только не говори, что по моим щекам текут пресные слезы и плакать, и смеяться можно до рвоты…
давным-давно впервые я предстало перед ними в роли жертвы, годами в моем представлении их пинки и плевки на голову были неизбежны… их искренний смех до сих пор звенит у меня в ушах похоронным звоном… в шутку мне искалечили душу и теперь я – моральный урод;
желая получить от людей сострадание, я делаю все, чтобы со мной они страдали…
…каждый мой шаг назад удваивается в зеркале, и я, медленно зверея, вою волком!
Шива создал этот мир в пляске святого Витта прекрасно, пойду смотреть балет, там как раз пляшут на похоронах; жизнь – это агония, чем раньше она закончится, тем лучше, я до боли устало кормить грудью этого вампире-ныша с двумя желудочками, этого кровососа;
даже если я буду жить по чужому сценарию, под занавес я все равно обязательно умру, а пока я просто играю со смертью (по Фрейду, влечение к смерти – это когда очень хочешь, чтобы тебя поимел Танатос)
И даже когда трагедия разразилась, я продолжило ломать комедию: мне безумно понравилось валять дурака в дурдоме.
Июль 2007 г.Полжизни – в аду / Ниспошли мне смирение
Видно, домик-то карточный, раз каждые полторы-две недели на полмесяца сносит крышу:
ни с того ни с сего я выхожу из себя, сатанею и посылаю Бога к черту – я немного не в себе…
время вдруг ускоряет бег, набирая обороты… тишина начинает звучать громче и громче…
у страха глаза велики: у меня все время расширены зрачки от ужаса…
я настолько разбито, что не могу собраться…
хорошо, что и у стен есть уши, иначе получилось бы, что я часами разговариваю само с собой…
не понимая, куда катится мой мир, я катаюсь по полу, стиснув зубы; беззвучные крики обжигают глотку…
почему, когда рвет душу, так тошно?
выйдя из себя, я ухожу в мир иной…
пребывая между двух огней, я одержимо дьяволом… нет-нет, не дай ему отпустить меня! рогатый архангел поднимает меня к солнцу и швыряет вниз в самое пекло, я – падший ангел по имени Икар: то витаю в облаках, то лечу ко всем чертям в тартарары;
пройдя девять кругов ада, я вдруг оказываюсь на седьмом небе от счастья —
когда на пиру во время чумы мне, очумелому и с горящим взглядом (еще чуть-чуть, и из глаз посыплются искры), сатана кажется всего лишь сатиром, мотающим рогами и бьющим копытом Козлом отпущения –