моя семья. Я благодарен тебе, Андрей, — Семен поворачивается ко мне и щурит голубые глаза, — за то, что, когда я предложил тебе идею партнерства, ты не отказал. Дослушай меня, не перебивай. Я жизнь немалую прожил и видел разное: и как друзья детства предают, и как брат на брата из-за денег с ножом лезет, и всегда старался окружать себя только теми людьми, для которых человеческие ценности созвучны моим. Бизнес, бабки, власть — это ведь не самое главное. Я терял друзей и партнеров один за другим, потому что видел, как жизнь их ломала, уничтожая тот стержень, который я в них ценил. То, что сегодня мы за этим столом сидим втроем, о многом говорит. В тебе этот стержень я много лет назад разглядел, Андрей, и по сей день его вижу. Спасибо тебе за веру.

Семен опрокидывает рюмку, я — следом. Кажется, Липучка отхлебывает вино, но я на нее не смотрю. Умеет Галич сказать, чтобы до костей пробрало. Недаром ему всю жизнь люди в рот заглядывали. Ну и что мне делать сейчас? Каяться, что по незнанию дочь его испортил? Херня. Незнание от ответственности не освобождает. Да и не стану я в девчонку пальцем тыкать — дескать, она сама меня развела, а я, прости, друг, ее пятнадцать лет спустя не узнал. Женской дуростью свои ошибки прикрывать — это уж совсем никуда не годится. 

— Ты мясу глазки не строй, Ян, — Семен строго смотрит на дочь и кивает на тарелку, заполненную дымящейся бараниной. — Ешь давай. Все вы, молодежь, на салатах сидите да на кофе. А силы откуда возьмутся? А они, к слову, понадобятся, потому что Андрей Вячеславович с понедельника тебя у себя в офисе гонять начнет.

Я едва шашлыком не давлюсь. Из-за шока у меня даже из головы вылетело, что я Липучку на работу к себе взять подписался. Я тут размышляю о том, как этот ужин пережить, а на деле перспектива давиться угрызениями совести перед другом выглядит нескончаемой. Ложь я ненавижу, а ложь и утаивание правды — две равнозначные вещи, кто бы что ни говорил, и мне, очевидно, придется находить с ними компромисс.

— Я буду работать у Андрея в офисе? — Яна ставит бокал на стол и переводит удивленный взгляд с меня на отца. Рот приоткрыт, голубые глаза возбужденно блестят, из чего я делаю вывод, что новость стала для нее сюрпризом. 

— Это такой же офис твоего отца, как и мой. Тебе выделят должность в юридическом отделе, — стараюсь говорить ровно, чтобы не выдать свою неприязнь и не обидеть тем самым друга. На чувства Липучки плевать я хотел.

Мы выпиваем еще по одной, после чего Семен начинает травить байки о своем житье в Америке. Я делаю вид, что слушаю, пока в голове идет непрекращающийся мыслительный процесс. По-хорошему, надо поговорить с Яной и объяснить, что, независимо от мотивов, ей лучше будет подыскать себе другую должность. Я даже ей в этом готов помочь. Илюху, в конце концов, попрошу ее к себе устроить… Нет, не годится. Престарелый ловелас руки свои с двадцатилетками держать вообще не умеет, а разгребать это дерьмо снова мне. Дочь друга трахнул, для полного комплекта осталось только второму другу из-за нее морду разбить. В общем, не суть, придумаю. Благо должников у меня полно.

Через час мы с Галичем встаем из-за стола и идем в его хваленую баню. Она и впрямь хороша: по виду напоминает греческий амфитеатр. И бассейн что надо — с родниковой водой и подсветкой. Есть у Семена вкус к красивой жизни.

— Я чего вернулся-то, Андрей, — Семен делает глоток запотевшей «Боржоми» и откидывается к стене. — Из-за Янки в основном. Думал, в Штаты ее перевезти, но она у меня упрямая — вся в мать. Рогом в землю уперлась и ни в какую. Здесь у нее, видите ли, друзья, танцы ее, жизнь привычная. Патриота вырастил на свою беду. Не жалею, конечно, не думай — в России я дома, а в Америке так. Но теперь у меня новый головняк: замуж выдать ее хочу. 

Оттого, что разговор вновь свернул в нежелательное русло, мне хочется встать и уйти. Слушать рассуждения Семена об отцовском долге и судьбе дочери в моей ситуации кажется почти кощунством, но и оставить его доверие без внимания тоже не могу.

— А сама она никак? — говорю первое, что приходит на ум. — Взрослая же.

— Какая взрослая? Ты же видел ее. Ребенок еще. У нее парня-то никогда не было, все учеба да танцы на уме. Испортит кто, ты меня знаешь - руки вырву и собакам скормлю. У меня на этот счет взгляды старомодные. Моя Ленка девственницей была, когда замуж за меня выходила. Я после нашей первой ночи неделю как дурак с улыбкой на лице ходил. И сейчас бы мы с ней жили, да, увы, не судьба. Это я к чему говорю: мне на нравы современного общества, Андрей, плевать. Другие пусть задницами крутят, а моя дочь замуж выйдет один раз и на всю жизнь. 

Пока я залпом опорожняю пол-литра минералки, чтобы сбить внезапную сухость во рту, Семен продолжает рассуждать:

— Помнишь, ты как-то при мне Алешкевича упоминал, «ТрансСевер» который. Что скажешь про этого парня? Дельный или фуфло? А то я на днях с его отцом на охоту поехать договорился, думаю, может, не стоит такую возможность упускать?

Максима Алешкевича я знаю как завсегдатая своего клуба: типичный избалованный мажор, сорящий отцовскими деньгами. Я в его возрасте уже обанкротиться успел и новый бизнес с нуля начать, а этот трижды в неделю в себя вискарь заливает, так что мои охранники потом его в такси трупом заносят. Забавно было бы тост на их свадьбе с Липучкой говорить.

— Незрелый он, Семен. Рано такому жениться — у него пока все мысли о том, как с фейерверками папино бабло просадить.

— Значит, «ТрансСевер» отпадает, — соглашается друг. — Ладно, Москва-то большая. Найдем достойного.

Около получаса проплавав в бассейне, мы с Семеном заматываемся в полотенца и выходим на террасу. Сентябрьский воздух еще теплый, погода позволяет.

— Ян! — гаркает Семен и машет рукой Липучке, расхаживающей около беседки с телефоном возле уха. — Чай нам завари. Тот, который Арслан привез.

Девчонка кивает и, не убирая трубки, семенит длиннющими ногами в дом, а я думаю, что пора набрать Петру, чтобы выдвигался за мной. Посидел -и хватит.

— Семен, баня отличная, мясо тоже супер, но с ночевкой, прости, не останусь. С детства я это