Движение воздуха возле лица и новый скрип в другой тональности подсказали молодому епископу, что некто распахнул двери, ведущие в кабинет. И в этот момент вполне объяснимый страх сменился яростью. Кто-то смеет по ночам вторгаться в его жилище, ходить по комнатам и, возможно, рыться в его бумагах! Доверенное лицо его покровительницы, королевы-матери? Или шпион де Люиня, оклеветавшего Люсона и тем самым избавившегося от влиятельного соперника? Или, может, кто-то из своих, живущих в этом же доме, повадился знакомиться с незаконченными богословскими трудами и личной перепиской? Кто же? Смиренный капуцин – секретарь Ле Масль? Маркиз? Или шурин, благородный Франсуа де Виньеро дю Пон-Курле?
Таиться далее не имело смысла; из кабинета не было другого выхода, он выследил негодяя и загнал его в ловушку! Еще два шага – и лунный свет, ниспадающий через окно кабинета, обозначил прямоугольник двери. Выставив кинжал перед собой на манер шпаги, Люсон буквально ворвался внутрь, нащупал за спиной сначала одну створку, затем другую – и сомкнул их. Ловушка захлопнулась.
Епископ был готов либо к стремительному нападению застигнутого врасплох злоумышленника, либо к тому, что незнакомец попытается воспользоваться отсутствием освещения – спрятаться, укрыться под столом или за другими предметами мебели, слиться со стеной в темном углу, перехитрить хозяина кабинета и, прикрываясь суматохой и нерасторопностью обитателей дома, исчезнуть, сбежать, как случилось уже два раза подряд. Сердце Люсона колотилось, капельки пота разъедали глаза, рука крепко сжимала оружие, готовая в любой момент пустить его в ход…
Однако произошло то, чего он никак не ожидал.
– Вы мужественный человек, Арман! – сухим бесцветным голосом прошелестел неподвижный сгусток мрака, который епископ сперва принял за тень от тяжелой портьеры. – Мужественный, решительный и сообразительный – всего две ночи потребовалось вам на то, чтобы понять: не нужно никого звать при моем появлении, эта встреча касается только нас двоих.
Люсон вряд ли мог бы сам сию минуту назвать себя мужественным, однако его больше волновал голос и его интонации, он внимательно прислушивался к словам, пытаясь обнаружить в них угрозу или скрытый сарказм – дополнительную пищу для собственных страхов. Однако хорошо уже то, что этот некто – явно не из обитателей дома, чужак. Арману было бы крайне неприятно застать здесь тех, кому он доверял – секретаря, брата или шурина, ибо это означало бы еще одно предательство, еще один подлый удар в спину.
– Встреча? – чересчур резко от нервного возбуждения переспросил наконец он. – Но я не искал с вами встречи! Кто вы? Почему тайком проникли в мое жилище? И как вам вообще удалось проделать это трижды?
– Мне будет трудно мигом ответить на все вопросы, которые интересуют вас сейчас и заинтересуют в дальнейшем. Наберитесь терпения, Арман! Главное, что вы должны усвоить сразу: я вам не враг. А в ближайшем будущем, которое начнется уже нынешней ночью, надеюсь стать другом.
– Я хочу знать, с кем говорю. Назовитесь и покажите мне свое лицо, иначе я вынужден буду позвать прислугу!
– И вновь окажется, что это напрасная трата времени! Неужели вы еще не поняли, что никто, кроме вас, не сумеет ни увидеть меня, ни услышать? А уж поймать меня будет не под силу даже вам, мой друг.
Внезапно звук голоса в одно мгновение переместился в противоположный угол комнаты; ни одно живое существо не смогло бы так молниеносно и бесшумно преодолеть расстояние в десяток шагов! Люсон развернулся лицом к тени и попятился, крестясь и шепча молитву; кинжал так и грозил выпасть из ослабевших от ужаса пальцев.
– Ах, оставьте, дорогой Арман! – с сухим смешком, напомнившим шорох опавших листьев, продолжил незнакомец. – Не пытайтесь убедить меня в вашей набожности! Ваши пламенные проповеди в Люсонском аббатстве и во всех отношениях замечательные теологические трактаты – это прекрасная ширма для человека рассудочного и сметливого. А ведь вы именно такой, верно? Ну, не разочаровывайте меня! Не заставляйте меня думать, что в минуту опасности вы готовы перестать рассчитывать на самого себя, готовы призвать для защиты и всецело положиться на милость того, кто уже неоднократно доказал, насколько вы ему неинтересны… Ну хорошо, я обещаю более не пугать вас, демонстрируя свои способности. Впрочем, эта демонстрация, равно как и то, что происходило в прошлые ночи, – все эти представления были необходимы. С их помощью мне теперь будет проще убедить вас в том, о чем я намерен переговорить с вами.
– Кто вы? – взмолился епископ, ощущая, сколь непослушны в этот момент его губы и язык.
– Существо из плоти и крови, – хмыкнув, ответил незнакомец. – Не Дьявол. Вас ведь именно этот вопрос интересовал?
Судя по голосу, перед Люсоном во мраке кабинета скрывался если не старик, то человек весьма почтенного возраста. Однако невозможно было представить старца, который бы так стремительно двигался, да к тому же, кажется, прекрасно видел в темноте.
– Вы, кстати, можете зажечь лампу, – будто прочитав его мысли, проговорил чужак. – Так вам станет спокойнее. Пройдите за свой стол, зажгите хотя бы свечу… Впрочем, чего доброго, еще споткнетесь по дороге… Не обессудьте, Арман, мне придется еще разок воспользоваться своим даром… Вернее, одним из своих даров!
Сгусток мрака несколько раз отчетливо щелкнул пальцами, и, повинуясь каждому щелчку, по очереди затеплились свечи, вставленные в настенный канделябр. Епископ похолодел от ужаса. Незнакомец мог сколько угодно разглагольствовать о своей непричастности к темным силам, но подобные чудеса не присущи добрым христианам! Если перед ним колдун, значит… значит…
– Да сядьте вы наконец! – с досадой проговорил незнакомец; пусть в кабинете и стало гораздо светлее, лица его было не разглядеть – казалось, перед мраком, окружающим фигуру ночного гостя, огоньки свечей бессильны. И тем не менее Люсон предпринял попытку:
– Мы знакомы?
– Исключено! – хмыкнув, покачал головой таинственный старик. – Мы никогда не встречались. Разумеется, я знаю вас, Арман, раз уж так настойчиво добиваюсь общения. Вы тоже, безусловно, слышали обо мне, но вряд ли даже вам, с вашим пытливым умом, удастся сопоставить меня с тем, о ком вы слышали. Впрочем, я не исключаю вероятности, что однажды, после нескольких наших бесед,