желание.

– Что ты загадываешь? – без обиняков спрашивает Аля.

– Не скажу! А то не сбудется, – ворчит Тася.

– А как же наше правило номер два? – напоминает Аля. – Ничего

не скрывать друг от друга?

Тогда Тася смущенно улыбается.

– Ты будешь смеяться.

– Честное слово, Тасечка, не буду! Что ты загадала? Сдать

экзамены?

– Вот еще! – теперь лукаво улыбается Тася. – Экзамены от судьбы

никак не зависят. Я их и так сдам. И они только в следующем году…

– Тогда что?

– Ладно, – вздыхает Тася. – Скажу тебе. В этом году я хочу

встретить свою настоящую любовь. Чтоб не как в прошлый раз…

Аля тихо смеется в варежку.

– Я ведь сказала, что развеселю тебя, – усмехается Тася.

– Нет! Просто я загадала то же самое, – сообщает Аля.

Теперь обе девочки громко хохочут.

– Ой, две минуты до Нового года осталось! – ахает Аля. – Тась, умеешь шампанское открывать?

– Нет! Откуда? Но никогда не поздно научиться. Давай сюда

бутылку…

После боя курантов в черное небо одна за другой взмывают

петарды и, словно рассыпавшиеся звезды, падают на землю. Девочки

молча наблюдают за фейерверком и лишь изредка переглядываются, восторженно улыбаясь друг другу.

– Мне так хорошо, – склоняется к уху подруги Аля. – И в эту

минуту кажется, что все обязательно сбудется…

– Мне тоже хорошо, – соглашается Тася. – Давно нам нужно было

добавить десятое правило…

Правило номер десять: встречать Новый год вместе и быть

счастливыми. Ведь как его встретишь…

Глава 1

Тася

– Ну почему именно сегодня? – рычу я, утыкаясь носом в зеркало.

Пытаюсь рассмотреть поближе уродца, что вскочил на

подбородке, и крепко хватаюсь за край туалетного столика.

– Нет. Я не стану тебя трогать. И не проси. Я тебя знаю.

Приведешь родственников и друзей и будете тусить у меня на лице до

конца осени. Фиг тебе!

Открываю пузырек с sos-средством и аккуратно наношу на прыщ.

Наверное, есть «Киндеры» в три часа ночи – плохая идея. Но они же

такие вкусные. Что за подстава? Может, все-таки… Ноготь тянется к

подбородку, но я роняю руку на столешницу и с силой вжимаю в нее

ладонь.

Нет! Нет, Тася. Не глупи! Хочешь стать похожа на разросшуюся

картошку? Никакая тоналка потом не спасет.

– Детка, завтрак готов! – кричит папа из коридора.

– Сейчас накрашусь и приду!

– Уже все плесенью покроется к тому моменту!

– Я быстро, пап!

Отец заглядывает в комнату и улыбается:

– Знаю я, как ты быстро. Еще в пижаме сидишь. Мы точно

опоздаем.

Да. Он-то в курсе, сколько времени отнимает женская красота, живя столько лет рядом с двумя прекрасными представительницами

человечества. Но что поделать? Я ведь не виновата, что быть девушкой

трудно, а быть красивой девушкой – еще труднее. А мужчинам

хорошо: проснулся, помылся, причесался, и уже красавец. Хотя…

Моему отцу еще приходится укладывать волосы и пользоваться

специальным средством для фиксации. Быть кудрявым – полный

отстой. И никто – никто! – не сможет убедить меня в обратном!

– Всего пять минут, пап. – Его недоверчивый взгляд меня веселит.

Где пять, там и двадцать пять. – У тебя, кстати, рубашка мятая, –

сворачиваю разговор о времени, указывая пальцем на пару складок

ниже нагрудного кармана.

– Я ее гладил! Только что!

– Чем? Ладошкой? А приговаривал волшебные слова? Уходите

складки-неполадки? – хихикаю я. – Попроси лучше маму.

– Лучше надену другую рубашку, после глажки твоей мамы вещи

обычно отправляются в мусорку.

– Да, – соглашаюсь я, вспоминая, что отношения у мамы с

техникой – такие же, как у меня с готовкой. – Зеленую. Ее я гладила.

Не ошибешься.

– Хорошо. Тоня! – кричит папа, повернув голову. – Завтрак готов!

– Накрашусь и приду! – отзывается мама.

– У меня самые красивые женщины в мире, и каждое утро они

пытаются усовершенствовать совершенство, испытывая мое терпение.

И что мне с вами делать?

– Любить, ценить и никому не отдавать, – предлагаю я. – А еще –

желательно не мешать.

– Понял, – кивает отец и закрывает за собой дверь.

Перевожу взгляд на три наряда, вывешенных напротив. Я еще с

вечера все продумала, но… Руки тянутся к лицу – и снова приходится

себя одернуть. Больше никаких шоколадок! Хотя бы сегодня.

Юбка, брюки или сарафан? Хм-м… Прогноз погоды обещает

ясный денек, настроение хорошее. Почти. Отвести взгляд от

инопришельца на подбородке помогут только открытые ноги. Брюки

отпадают. Как и яркая помада, она только подчеркнет лишнюю

красноту на лице, поэтому сарафан с малиновыми пуговицами – тоже

мимо.

Образ без деталей – такая скукотища. Зачем еще ходить в школу, если не вызывать восхищенные взгляды?

О’кей. Строгая юбка и блузка с серебряной тонкой вышивкой на

карманах и манжетах. Добавлю любимый серебристый ободок, туфли

и новую матовую черную сумку.

В голове появляется картинка, как в школе с завистью на меня

будут пялиться девчонки в обычных белых рубашках и прямых юбках.

Серая масса создана для того, чтобы оттенять ярких людей. Это жизнь.

Думаю, они уже привыкли к своей роли за последние десять лет.

И если еще кто-то считает, что девицы одеваются для парней…

Упс! Я вас разочарую. Мы одеваемся для других девушек. И

соревнование длится уже несколько веков. И правильно сказал кто-то

из соцсети «ВКонтакте» – если бы девчонки одевались для парней, то

ходили бы голыми.

Определившись с образом, приступаю к макияжу. Пробегаю

пальцами по любимым средствам и беру в руки крем. Движения

отточены. Я могу накраситься в темноте одной левой. Опыт – такая

штука. Никто ведь не задумывается, как чистить зубы или ходить. И

тут – то же самое.

В голове крутятся мысли о предстоящем дне. Блин…

Одиннадцатый класс… Поверить не могу… Кажется, только вчера мы

с Алей разбили плафон в школьном коридоре, а это случилось целых

пять лет назад. Пять лет!

Хватаю мобильник, пара секунд уходит на набор короткого

сообщения для Али:

« Ты вообще веришь, что сегодня начнется наш последний год в

школе?»

Ответ приходит быстро:

«Надеюсь, он будет лучше, чем все предыдущие».

Конечно, будет. Иначе просто невозможно. Мы ведь – Козырь и

Макарова. Мы – сила и мощь. Пока нас двое, ничего не страшно.

Залетаю в лифт, в голове еще гремит голос папы: «Я жду тебя

внизу пять минут и уезжаю!» Конечно, он меня не оставит, и пусть

прошло на несколько минут больше положенного, лучше не

испытывать его терпение. Он у меня – добряк, но даже максимально

миролюбивые люди иногда взрываются покруче самых отвязных

психов.

Автоматические двери открываются на седьмом этаже, и я

расплываюсь в улыбке:

– Доброе утречко. А кто у нас такой помятый и недовольный?

– Из-за тебя мы опять опаздываем, – выпаливает Глеб, потирая

припухшие от сна глаза, и входит в кабину.

– У-у-у… – кривляюсь я. – Глебка-Хлебка не выспался и очень-очень зол. Шел бы пешком. Я не заставляю тебя ездить с нами. Упс!

Ты ведь сам проспал. Я вижу следы от подушки на твоем лице.

Поэтому сам виноват.

– Когда ты успела стать такой злыдней?

– А когда ты успел забыть,