Сняв крышку, запрокидывает голову, и почти залпом выпивает стакан кофе, а потом смотрит куда угодно, только не на меня.

Это задевает меня настолько, что я готова расплакаться. Я бы умерла, но не смогла бы игнорировать его присутствие рядом.

— За кого мы болеем? — смотрю на арену, чувствуя, как поджимается моя губы.

— Я болею за тех, кто в оранжевом, — опускает на пол стакан. — Ты — понятие не имею.

— Тогда и я за оранжевых… — бормочу сдавленно, засовывая свои ладони между колен.

Мне неуютно рядом с ним. Такое… черт, такое у нас впервые!

Даже когда в детстве он рассказывал мне страшилки, от которых я потом не могла заснуть до самого утра, я не испытывала ничего подобного.

— Табло справа показывает счет, — поясняет себе под нос, принимаясь за второй хот-дог. — На экранах слева повторы. На первых рядах можно увидеть кого угодно, от президента до Бейонсе.

— Понятно… — протягиваю ему синюю бейсболку, достав ее из кармана. — Вот…

Посмотрев на нее, он поднимает руку и утирает ладонью плотно сжатый рот.

— Спасибо, а я тебе ничего не купил, — забирает бейсболку и надевает ее на свою русоволосую голову.

Взрываюсь.

— Ты думаешь — это мой подарок на Рождество? — смотрю на его профиль.

— Нет? — интересуется спокойно.

— Нет!

Обняв себя руками и надвинув на лоб козырек собственной бейсболки, сквозь слезы смотрю на арену.

— Хочешь пить? — протягивает мне Колу.

— Не хочу… — говорю, отвернувшись.

Чувствую его глаза на своем лице, делая вид, что мне хотя бы на один процент интересно, кто там сидит на первых рядах.

Никто из них ему и подметки не годится.

Я не знаю, что за игру он затеял. Но это… не для меня.

— Я… знаешь… я наверное пойду, — собираюсь встать, но его рука вдруг сжимает мое плечо.

— Извини… — притискивает меня к себе, кладя подбородок на мою макушку.

— Зачем ты так? — спрашиваю сквозь слезы.

— Потому что… — сильнее сдавливает мои плечи. — Я не знаю, как до тебя достучаться.

— Может тогда и не стоит?! — молю я.

Глядя в мое лицо горящими глазами, он вдруг прижимается носом к моей щеке и шепчет на ухо:

— Сейчас будет свисток… и начнется самое интересное.

Через три секунды море голосов вокруг затихает, и даже отсюда я слышу свисток арбитра!

— Что там происходит? — продолжает шептать мне на ухо.

— Эм… — пытаюсь дышать ровно. — Парень в… синей майке… забрал мяч, хотя он ростом с картошку… а тот другой… наш желтый с… с сельдерей…

Алекс тихо смеется, щекоча мою кожу своей улыбкой.

— А сейчас?

От удовольствия у меня закрываются глаза. Большой палец его руки обводит мое ухо. Весь этот галдящий стадион за пределами его объятий кажется мне поставленным на паузу. Все, что я чувствую — это тепло его тела и его запах, которому не могу сопротивляться.

— Эм… — шепчу, потираясь губами о его скулу. — Наш парень под номером… восемнадцать… кажется у него руки дырявые…

Алекс снова смеется.

— М-м-м… — втягивает с наслаждением воздух, прижимаясь губами к моему виску. — Это Блейк Бёркс. На его месячную зарплату можно слетать в космос всей семьей.

— С его телом… что-то не так… — впиваюсь пальцами в колено Алекса, потому что его губы вдруг ласкают мочку моего уха.

— Ты права, — бормочет так, чтобы я слышала каждое его слово. — Размах его рук на четыре сантиметра превышает рост. Он ассиметричный. Я скучал по тебе, Эйнштейн…

— Алекс… — давлю ком в горле, переполненная ощущениями.

— Продолжай… — настаивает он.

— Ты не хочешь… сам посмотреть? — говорю сдавленно, опуская веки.

Он водит по моей щеке носом, задевая ее губами, и шепчет:

— Мне нравится смотреть на мир твоими глазами…

Я бы могла сказать, что смотреть на мир его глазами для меня самое любимое занятие на свете, но мои сомнения в завтрашнем дне затмевают все. Даже жар его губ и силу его рук вокруг своего тела. С обреченностью я понимаю, что сдаюсь. Что не сопротивляюсь, потому что у меня на это нет силы воли!

По моей щеке скатывается слеза.

— Это начало конца… — шепчу, закрывая глаза.

Алекс стирает ее большим пальцем руки и заставляет смотреть на себя.

Его брови сведены, глаза мечут молнии, но я тоже умею быть упрямой! Как и он!

— Мне девятнадцать! — смотрю на его губы, умирая от желания просто выбросить все из головы и наслаждаться тем, чего мне так хочется. — А тебе двадцать четыре! — выплескиваю на него свои страхи. — Что с нами будет через… пять лет?!

Удерживая мое лицо в ладонях, он рычит:

— Ты притащилась в Нью-Йорк для этого? Чтобы задать мне этот вопрос?!

— Нет! Я и так знаю! — хватаюсь за его куртку. — Ничто не вечно… под… под луной!

— Адель, — говорит с угрозой, заставляя смотреть на себя. — Это не теория гребаных вероятностей. Это единственная правильная вероятность.

Не первый раз в жизни мне нечего ему возразить, но это единственный раз, когда я и сама не хочу спорить!

Он дает мне целых тридцать секунд, чтобы опомниться, а потом набрасывается на мои губы, сминая их своими. И для меня этот поцелуй становится нашим первым. Здесь и сейчас. Отвечаю ему с жадностью, потому что годы ждала именного этого момента…