Наверное, да, но какая-то часть ее так и поступала. Она приезжала на кладбище как минимум раз в неделю, а значит, чаще встречалась с лежащими здесь людьми, чем с горсткой тех живых и здравствующих друзей, которые у нее имелись. Аманда мысленно отмечала своих потусторонних знакомых в голове, проходя мимо. Вот могила, которая всегда хорошо ухожена – постоянно свежие цветы. А вон и та, что со старой пустой бутылкой из-под бренди, неустойчиво пристроившейся на камне. Дальше участок, заваленный мягкими игрушками, – детская могила, предполагала Аманда, и подарки, оставленные безутешными родителями, которые так и не сумели до конца расстаться со своим ребенком.
И, наконец, за последним поворотом – могила отца.
Остановившись, она затолкала руки в карманы куртки. Участок отмечал прямоугольный надгробный камень, массивный и незыблемый – такой, каким Аманда помнила отца с самого детства. Было что-то родное в суровой простоте этого камня – в том, как лишь имя и пара дат отмечали прошедшую жизнь. Никакого пафоса, в точности так, как ему и хотелось бы. Дома отец был любящим и заботливым человеком, но всю свою жизнь он прослужил в полиции и даже умер на работе, в собственном кабинете под конец рабочего дня, до самого конца выполняя свой служебный долг. Представлялось правильным отразить эту черту его характера при выборе надгробия. Она нашла то, что выполняло требуемую задачу – и выполняло хорошо, – но держало эмоции в стороне.
«И чтоб никаких цветов на моей могиле, Аманда!»
«Если я ушел – значит, ушел».
Один из множества приказов, которым она послушно следовала.
Но, господи: все равно тоскливо не укладывалось в голове, что его больше нет в этом мире! Ребенком Аманда боялась темноты, и всегда как раз отец приходил на ее зов. Когда он работал в ночную смену, она всегда ощущала тревогу, словно под ее болтающимися в пустоте ногами вдруг не оказывалось страховочной сетки и некому было бы поймать ее, если она упадет. Аманда и сейчас порой испытывала подобное чувство. Где-то в самой глубине головы постоянно копошилась смутная мысль, что что-то не так, что чего-то не хватает, и оставалось лишь надеяться, что со временем это пройдет; но тут она вспоминала, что отца больше нет, и осознание непреложного факта обрушивалось на нее с прежней силой. Если она позовет сейчас, никто не прибежит к ней в ночи.
Аманда плотнее запахнула куртку.
«И не разговаривать со мной, когда меня не станет!»
Еще один приказ. Так что, приходя на его могилу, она просто стояла, погрузившись в собственные мысли. Как и он сам, Аманда не была особо религиозным человеком, так что не видела смысла произносить что-либо вслух. В конце концов, некому было теперь ее услышать – возможность задать друг другу какие-то вопросы осталась в прошлом. Она осталась наедине с коротким жизненным периодом опыта и мудрости, который отец подарил ей, и ей теперь оставалось лишь мысленно просеивать его. Подносить его частички к свету, сдувать с них пыль, проверять, что из всего этого работает и что она может использовать.
Беспристрастно.
Сдержанно.
Прагматически.
Так, каким был он сам, когда дело доходило до его работы. Аманда часто обдумывала совет, который он ей как-то дал: когда видишь что-то действительно страшное, мысленно убери это в прочную коробку. Постоянно держи ее плотно закрытой у себя в голове и открывай лишь затем, чтобы бросить в нее что-нибудь еще. Работу и то, что тебе приходится лицезреть, выполняя ее, нужно любой ценой держать подальше от собственной жизни.
Все это звучало так просто, так четко…
Отец очень гордился тем, что Аманда поступила в полицию, и хотя она всем сердцем скучала по нему, существовала также и некая маленькая часть ее, которая втайне радовалась, что его не было рядом и он не мог знать, что представляла собой ее жизнь эти два последних года. Не мог знать про «коробку ужасов» у нее в голове, которая и секунды не оставалась запертой. Про кошмары, которые снились ей по ночам. Про то, что, как оказалось, она не стала таким полицейским, каким был он сам, – Аманда уже сомневалась, под силу ли ей это вообще.
И хотя она послушно следовала требованию отца не разговаривать с ним, это не останавливало ее от мыслей о нем. Сегодня, как и всегда, Аманда размышляла, насколько он был бы разочарован.
Она уже возвращалась к машине, когда зазвонил ее телефон.
* * *Через полчаса Аманда уже опять была в Фезербэнке и шла через пустырь, раскинувшийся на окраине городка.
Она просто ненавидела это место. Ненавидела эти грубые и колючие, опаленные солнцем кусты. Тишину и уединение. То, что даже сам воздух всегда казался здесь каким-то нездоровым, словно окружающая ее местность настолько прогнила и прокисла, что пропитавшую землю отраву можно было ощутить на каком-то первобытном уровне.
– Вот тут его и нашли вроде?
Детектив Джон Дайсон, шагающий рядом с ней, ткнул пальцем в сторону зарослей чахлых, просвечивающих насквозь кустов. Как и все остальное, что ухитрялось расти здесь, они были жесткими, сухими и колючими.
– Угу, – отозвалась Аманда. – Здесь.
«Тут его и нашли».
Только вот для начала тут его потеряли. Два года назад здесь пропал маленький мальчик, который возвращался этой дорогой домой, а потом, несколько недель спустя, его тело бросили в том же самом месте[1]. Дело было поручено ей. События, которые за этим последовали, отправили ее карьеру в некое подобие свободного падения. До этого погибшего мальчишки Аманда представляла себе, как годами будет взбираться по служебной лестнице, намертво заперев ту коробку в голове, но оказалось, что она совершенно себя не знала.
Дайсон кивнул каким-то своим мыслям.
– Надо было забор тут поставить. Чтоб даже мышь не проскочила.
– Преступления совершают люди, – произнесла Аманда. – Если они перестанут совершать их в одном месте, то просто найдут себе какое-нибудь другое.
– Наверное…
Прозвучало это без особой убежденности, но, похоже, на самом деле подобная тема его мало заботила. Дайсон, как считала Аманда, вообще был малость туповат. В его оправдание стоило заметить, что он, по крайней мере, вроде как и сам это сознавал, и вся его карьера была отмечена полнейшим отсутствием каких-либо амбиций. В свои нынешние пятьдесят с небольшим он просто выполнял предписанные служебным распорядком обязанности, получал зарплату и каждый вечер уходил с работы домой, даже ни разу не обернувшись. Она в чем-то завидовала ему.
Густая линия деревьев, отмечающая край заброшенного карьера, была теперь уже прямо перед ними. Аманда обернулась. Лента ограждения, которую она распорядилась протянуть вокруг пустыря, скрывалась за подлеском, но Аманда ее уже просто чувствовала. И где-то за ней, естественно, невидимые шестеренки предварительного расследования уже начинали набирать обороты.
Они подошли к