Хейс Тернер дрался зло и жестоко. Он был недоволен тем, что за какие-то два-три месяца холодного сезона канино забыли его уроки. Он бил налево и направо, словно мельница перемалывая тела врагов. А уставший беглец, видя, как управляется его заступник, отошел в сторону и присел на траву.

– Омара! – неожиданно завопил один из дикарей, указывая на Хейса.

– Омара! – повторили остальные дикари и, побросав оружие, побежали прочь.

– То-то же, сукины дети, признали, – криво улыбнулся Хейс, даже не пытаясь преследовать спасающихся бегством канино.

– Я всегда знал, что ты именно такой, Хейс Тернер, – хрипло произнес спасенный. – Спасибо тебе, я твой должник…

– Оставь благодарности при себе, парень. Я вовсе не собирался тебя спасать. – Хейс вытер трубу о длинные волосы одного из поверженных дикарей и посмотрел на солнце. – Ладно, если хочешь чего– нибудь пожрать, пошли со мной… – Больше не обращая на спасенного внимания, Хейс пошел под навес. Там он вернул на место трубу и, подобрав автомат, двинулся в сторону дома.

За ним, еле поспевая, шел его незваный гость.

– Откуда тебе известно мое имя, парень? – не останавливаясь, бросил через плечо Хейс.

– Как же мне не знать, я на Габоне уже двадцать лет, – придерживая раненую руку и морщась от боли, ответил гость.

– Двадцать лет, говоришь? – Хейс бросил на гостя короткий взгляд. – Да, я тебя тоже знаю. Ты Джон Саймон, так?

– Джек, – поправил его гость.

– Да, Джек, – согласно кивнул Хейс. – Ты потерпи, Джек, но нам нужно дойти очень быстро. Я опасаюсь, что эти твари ошиваются где-то поблизости… Хотелось бы добраться до дому раньше их.

– Нет проблем, пойдем быстрее, – согласился Джек.

Когда впереди показался дом, окруженный высоким частоколом, Хейс махнул в его сторону рукой и гордо произнес:

– Мой неприступный замок. Три года на одном месте…

– Три года? – удивился Джек. – А как же канино?

– Тактика упреждающего удара, парень.

– Ты нападаешь первым?

– Если напасть первым, это ничего не даст… Заходи давай. – Хейс отворил перед Джеком тяжелую калитку.

– О, да у тебя здесь уютно, – оценил Джек, осматривая внутренний двор.

– Садись вот сюда, на лавку. Сначала мы займемся твоей раной. Эй, Бэстри! – позвал Хейс.

Из стоящего на сваях дома вышла женщина неопределенного возраста с испуганным лицом.

– Неси горячей воды и мои лечебные порошки.

– Это твоя жена? – удивился Джек.

– Нет, что ты. Она просто помогает мне по хозяйству.

– Она похожа…

– Да, она канино.

Вскоре женщина вышла из дома с большим тазом горячей воды. Она поставила его перед Хейсом и протянула кусок мыла.

– Помоешь его и обработаешь раны. – Хейс указал на своего гостя. – Чего стоишь, Джек? Снимай лохмотья. Я принесу тебе что-нибудь из своей одежды.

Усталость и боль во всем теле окончательно подавили стеснение Джека, и, сняв с себя изорванную одежду, он встал ногами в горячую воду.

Безразличные руки Бэстри проворно намыливали его тело, осторожно обходя кровоточащие раны. Джек смотрел на свои худые ноги, и ему не верилось, что он отощал до такой степени.

Бэстри смыла мыло, множество ссадин на теле начали невыносимо гореть.

– Ты что, Джек, лечился в лесу голодом? – Хейс стоял со старым комбинезоном в руках и качал головой, поражаясь худобе гостя.

– Да нет, кое-что перепадало, только вот бегать приходилось много.

– Понимаю… Вот тебе одежда. Даже пара белья нашлась. И бритва. Нам с тобой пора побриться. А пока давай займемся твоей рукой. Кость цела?

– Да вроде цела, – ответил Джек, глядя на посиневшее предплечье.

– Ничего, жить будешь. Остальное – чепуха. Потерпи…

Хейс смазал ранки какой-то пахучей жидкостью, и они едва не задымились.

– Что, печет? – засмеялся Хейс. – Ничего, это не смертельно. Сейчас сделаю компресс на руку, и завтра будешь как новенький.

Через пять минут компресс был готов, и Хейс разрешил Джеку одеваться. Пока Джек одевался, хозяин брился, а Бэстри готовила еду.

Вторым брился Джек. Когда он закончил, его уже ожидал накрытый стол.

– Да-а, мы с тобой просто рекруты, – засмеялся Хейс, погладив свой чистый подбородок. – Садись подкрепись. И вообще, с днем рождения.

– Это точно, – согласился Джек, – родился заново. Особенно когда меня помыли… – Саймон благодарно кивнул женщине.

– Ей все равно, что ты говоришь. Она понимает только мои команды. Иди в дом, Бэстри…

– Почему она не убегает в лес? – спросил Джек, когда женщина ушла в дом. – Ведь ты подолгу отсутствуешь?

– Она боится, что я ее найду и убью. Она думает, что я – Омари, главный злой дух.

– Кажется, это слово кричали и дикари, прежде чем убежать, – вспомнил Джек.

– Да, они кричали именно это… Ты чего не ешь? Вот копченый тритон, смотри, какой жирный. А это солонина из кабана. Все со специями, как положено…

Хейс положил в рот пучок маринованной травки и продолжал:

– Я, Джек, потратил много сил и времени, чтобы заставить этих канино меня бояться. И вот уже три года, как сижу на одном месте…

– Так, значит, ты нападаешь первым?

– Не только нападаю первым, Джек, но и веду войну на территории противника. По-другому воевать с ними нельзя. Это, – Хейс подцепил вилкой ломтик розоватой солонины и положил его в рот, – это бесперспективно… Возьми масла, полей фитис, пока он горячий… Я навожу на них животный ужас, Джек, потому что страха они не испытывают. Но ужас навести мало, его нужно поддерживать. Поэтому я регулярно совершаю рейды в лес, жгу деревни и убиваю самих канино.

– И женщин с детьми тоже?

Тернер перестал жевать и посмотрел на Саймона:

– Мы ведь с тобой не маленькие мальчики, Джек…

– Нет, ты не понял, Хейс. Это всего лишь вопрос.

– Всего лишь вопрос… Да, Джек, я убиваю этих волчат и этих плодовитых сук, иначе мне не выжить. Ты знаешь, сколько детенышей за один помет приносит самка канино?

Джек отрицательно покачал головой.

– Шесть, Джек! Шесть волчат! Бывает, что и четыре, но это редко… А спроси у меня, Джек, сколько вынашивает она их в своей утробе? Я скажу тебе – четыре месяца! А еще через восемь лет молодые канино уже в состоянии растянуть стальной лук. Это тебе ответ на твой вопрос о «женщинах