Взгляд помощника прокурора упал на дверцу в углу мастерской, которую он прежде как-то не заметил. Минкин подергал ручку – заперто.
Горбаленя тревожно наблюдал за приезжим начальством.
«Что там?» – грубо спросил Минкин Горбаленю.
«Прошу вас, не заходите туда, товарищ начальник, – взмолился Горбаленя. – Не смотрите!»
«Вы что себе позволяете? Немедленно откройте!», – приказал Минкин.
Горбаленя был вынужден подчиниться. Минкин вошел и остолбенел. Стены небольшой комнатушки были сплошь увешаны портретами обнаженных женщин. То есть голых абсолютно.
Стоя перед картинами, Горбаленя объяснял Минкину, кто из здешних прелестниц на них изображен. Получалось так, что жены чуть ли не всех витебских чиновников перебывали в мастерской Пэна, чтоб увековечить себя в костюме Евы. Мол, старик скоро помрет, и тогда портрет можно будет купить у наследников…
«К нему даже из Минска приезжали женщины позировать, – добавил Горбаленя. – Была какая-то безумная мода на такие бесстыдные портреты, которые делал Пэн».
«Как же вы допустили такое безобразие в вашем городе?» – грозно спросил Минкин.
Горбаленя принялся оправдываться. «Мы вызывали Пэна на допрос в НКВД, и он сказал, что женщины позируют ему одетыми, и он при помощи своего искусства раздевает их уже на холсте. Мол, стиль есть такой в живописи. Называется «ню». Не могли же мы его за это посадить. К тому же Пэн эти картины не демонстрировал».
Иегуда Пэн. Обнаженная натура
«А женщин допрашивали?» – поинтересовался Минкин.
«Их мужья допрашивали, – усмехнулся Горбаленя. – Слухи-то до мужей доходили… Так все эти женщины тоже в один голос заявляли, что не раздевались догола».
«И вы в это верите?» – спросил Минкин.
«Не знаю», – честно ответил Горбаленя.
Старший лейтенант Горбаленя вырос в Витебске, хорошо знал местную жизнь. Он поведал Минкину, что у них в Витебске вообще долгое время творилась какая-то вакханалия среди художников. Не искусство, а просто безумие, не иначе. Сейчас-то, к 37-му, из маститых один только Пэн остался, да и того убили. Остальные еще в начале двадцатых разъехались – кто в столицы, кто за границу.
А в первые годы после революции во всей стране было не сыскать города, где одновременно работало бы столько художников, сказал Горбаленя.
ШАГАЛОВО КОМИССАРСТВО И БЕЗБОЖНОЕ ЦАРСТВО
Осенью 1918 года здешним уполномоченным комиссаром по делам культуры стал Марк Шагал. Мандат ему выдал сам Луначарский. И Шагал, пользуясь властью, созвал в Витебск десятки художников левого направления. Он обещал им хорошее жилье, паек, свободу творчества… Тогда все это очень много значило.
Шагалу, по словам Горбалени, было мало его комиссарства. И он тогда же, осенью 1918 года, открыл в Витебске Высшее народное художественное училище.
Сам Шагал называл свое училище Витебской Академией Искусств. Здесь преподавали такие крупнейшие мастера авангардного искусства, как Лисицкий, Ермолаева, Пуни, Богуславская. Витебск на короткое время превратился в главный центр художественного авангарда.
Преподаватели Народного художественного училища. Витебск, 26 июля 1919 года. Сидят слева направо: Эль Лисицкий, Вера Ермолаева, Марк Шагал, Давид Якерсон, Иегуда Пэн, Нина Коган, Александр Ромм. Стоит делопроизводительница училища
Шагал был в упоении от своего комиссарства. Он писал тогда же: «Город Витебск зашевелился. В этой провинциальной дыре с почти стотысячным населением раскачивалось многосаженное революционное искусство».
Марк Шагал. Прогулка. 1918 год
Шагалу поручили украсить город к первой годовщине октября. И он развернулся во всю ширь. Стены домов и заборы расписывались причудливыми сюжетами, выполненными по эскизам Шагала. За это десяткам художников был обещан дополнительный паек.
Витебский живописец Ромм так вспоминал предоктябрьские дни 1918 года: «Десятка два художников всех рангов – от Юдовина и Бразера до каких-то неведомых учителей рисования – день и ночь мажут саженные плакаты. Шагал, надменный, парадный, повелительный, расхаживает среди них с наполеоновской осанкой, с маузером в деревянной кобуре. Он глубоко презирает их – и как европейская знаменитость, и как начальство. Заставляет себя упрашивать дать эскизы, но потом дает сразу десяток. Старик Пэн со страхом посматривает на своего величественного ученика».
Иегуда Пэн. Портрет Марка Шагала. 1914 год.
Тогда между Пэном и Шагалом состоялся принципиальный разговор об искусстве.
Расстроенный всем увиденным, Иегуда Пэн с горечью говорил: «Марк, Марк, ну как ты не чувствуешь, что все это только яркий фейерверк. Блестящий, но холодный. А искусство художника должно быть теплое, душевное, волнующее. И главное, несущее людям мысль, большую и понятную. То же, что ты делаешь, это ребус, загадка. Ну скажи, что ты нарисовал на своих панно? Куда летят эти седобородые старики на зеленых лошадях?»
Шагал вздохнул. «Неужели непонятно? Очистительный вихрь революции смел все преграды. А лошади – это человеческая мечта: молодая, зеленая, как расцветающий сад, зеленая, как молодая надежда».
Пэн удивился. «Вот как? К сожалению, Марк, это понятно только тебе одному. А ко мне приходили сегодня соседи и со слезами жаловались, что ты издеваешься над стариками. Как вам не стыдно, говорили они, ваш ученик дал такую пощечину всему родному городу. Что я должен был им ответить? Раз ты вышел из мастерской на улицу и решил говорить с народом, так изволь разговаривать так, чтобы люди тебя понимали. Плакаты, панно должны нести большую, яркую мысль. А где она у тебя?»
Марк Шагал. Над городом. 194-1918 гг
После этого Шагал отказал Пэну в просьбе взять его преподавателем в свое народное училище. А ведь к тому времени Иегуда Пэн остался без заработка – его школа живописи перестала существовать, потому что все предпочитали бесплатно учиться у Шагала.
В декабре 1918 года в газете «Искусство Коммуны» Шагал так выскажется о своем учителе Иегуде Пэне: «Витебские живописцы попадали с детства по ошибке в мастерскую бездарного ремесленника – дельца».
Кто-то осмелился спросить Шагала, почему он так жесток к своему первому учителю. Шагал ответил уклончиво: «Я вообще по натуре агрессивен. Так получилось, что когда мать меня рожала, в Витебске разразился страшный пожар. И кровать с моей матерью перетаскивали с места на место, спасая от огня. Так что огонь – моя стихия, а пожар – самое любимое зрелище. Обожаю смотреть, как горит что-то знакомое, родное».
Только летом 1919 года Шагал смилостивится и возьмет голодающего Пэна преподавателем в свое училище. Пэну достанется группа «отсталых» учеников, которые оказались неспособны к революционному модернизму и умели писать только в реалистической манере – подобно Репину, Крамскому, Перову…
ТРАГЕДИЯ НЕХИ ФАЙНШТЕЙН
Вернувшись в здание НКВД, Михаил Александрович Минкин вызвал на допрос арестованных Абрама и Неху Файнштейн. Увидев представителя республиканской прокуратуры, брат и сестра воспрянули духом и тут же принялись отрицать свою вину. Горбаленя кипятился, совал им в нос их прежние, признательные показания.
Неха Файнштейн заявила Минкину, что Горбаленя вырвал у нее