Задача меняется не только от человека к человеку – в соответствии с уникальностью личности, но и от часа к часу, согласно неповторимости ситуации.[17]
Согласно такому представлению, нужно иметь в виду следующее: каждая личность уникальна с точки зрения условий, способностей, недостатков, жизненной истории, способности к восприятию и т. д. Таким образом, все, что мы можем привнести в этот мир, имеет наш личный почерк: это наш вклад, никто другой не может внести его за нас именно таким конкретным образом. Другими словами, союз с жизнью, как и в случае со всякой дружбой, не терпит замены. С другой стороны, жизнь также постоянно предстает перед нами в новом и уникальном свете: как и личности, ситуации не повторяются. Сегодня не похоже на вчера или завтра; это всегда новая встреча: жизнь – это настоящее.
Из этого логично следует, что определенные запросы смысла уникальны для ситуации и личности, что каждая незавершенная данность такова не только в отношении своего исполнения, но и в отношении индивидуального исполнителя. Покажем на примере: для врача больной человек – это призыв и задача для профессиональной диагностики и лечения, а для человека без медицинского образования это задача помочь, сделать жизнь больного легче и по возможности его утешить. Одна и та же незавершенная данность касается двух разных людей и ставит перед ними совершенно разные вопросы; так же индивидуальна и дружба с жизнью. Ведь незавершенность данности касается людей, которые воспринимают ее по-своему и распознают то, что должно произойти благодаря их участию в качестве своей задачи и призыва к себе. Это показывает нам, что ничто не является одинаковым, потому что нет одинаковых ситуаций; и никакую личность нельзя заменить. Важен каждый, важен вклад каждого.
Но нам следует оставаться реалистами. Можно стоять перед богатством осмысленных задач и не знать, что это богатство; или можно знать о таком богатстве, но не доверять себе и ему. Другими словами, можно считать себя беднее, чем ты есть. И в самом деле: то, что такие возможности смысла действительно существуют, не означает, что их видят; а то, что их видят, еще не обязательно означает, что их используют. Именно здесь раскрывается дилемма равнодушия; здесь мы можем или должны разобраться в ее истоках.
Вероятно, человек, погрузившийся в отчаяние, видит эти возможности так же хорошо, как тот, кто открыт для них. Он видит их, следовательно, он заметил ценности, но он проходит мимо, и это, в сущности, образует пустоту его существования и чувство, что он упускает жизнь. Он выходит из игры жизни, и мир человека и он сам вместе с ним обедняются. И опять же, мир обедняется не потому, что не было конкретных ценностей и конкретных возможностей смысла; он обедняется потому, что человек не дает им места в своем мире. Реализация этих возможностей зависит от него, но он проходит мимо. Одно это уже печально. Дальнейшие трагические изменения происходят, если такая позиция становится хронической: мир в качестве экзистенциального пристанища становится чужим для человека.
Данная связь на первый взгляд может и не быть очевидной, но она открывается, когда мы вспоминаем, насколько каждый человек обязан факту, что другие приняли его, когда он был абсолютно зависим от них, и признали в нем задачу смысла. Фактически в тот день, когда другие согласились на его выживание, становление и существование, этот мир стал также его миром, стал его родным домом.
Но когда тот же человек выходит из игры, в правилах которой проявлять доброту, разделять что-то с другими, выходить за собственные рамки, тогда он сразу вычеркивает те координаты из своей карты мира, которые когда-то привели его в это биологическое и экзистенциальное пристанище. Вскоре он становится буквально бездомным и парадоксальным образом нередко жалуется, что ему не хватает именно того, от чего он сам отказался: «Можешь на меня больше не рассчитывать. Но где же ты?»
Как выясняется в таких случаях, парадокс нашего бытия заключается в том, что по большей части мы беднеем душевно и духовно не из-за того, что мало получаем или же ничего не получаем, но из-за того, что упускаем и отклоняем то, что нам самим нужно отдавать и отправлять в мир. Душевные и духовные проблемы общества благосостояния свидетельствуют об этом постоянно. Ведь если это правда, что только свободное и добровольное участие в жизни может дать нам осознание того, для чего мы, в сущности, оказались здесь, то обратный вывод гласит, что человек, готовый жить только для того, что хорошо для него самого, теряет знание о том, для чего он здесь. Следствием этого становятся одиночество, неуверенность, неустойчивость и отчаяние – состояние, в котором мало кто хотел бы задерживаться и поэтому любой ценой старается его избежать. Способов для этого достаточно, причем интересно, что индустрия развлечений развивается почти параллельно с экзистенциальным вакуумом. Эрих Фромм в своем проницательном анализе духовного состояния современного человека установил следующее:
Мы часами смотрим телевизор, едем куда-нибудь, путешествуем, ходим на вечеринки и т. д. Мы заняты каждую минуту с момента, как проснемся, и до того, как
