Нужный дом располагался на другой стороне площади, фасадом к ней, — но Мазур даже не посмотрел в его сторону, потому что время уже наступило неурочное. Ощущая некоторое нетерпение — интересно, первый он добрался или кто-то из ребят опередил? — он направился прямиком к двухэтажному отелю, построенному из того же бурого кирпича. Потемневшая вывеска на сей раз не могла поставить в тупик даже Мазура, знавшего по-испански лишь пяток самых известных слов. Во-первых, ему подробно рассказали об этом именно отеле, а, во-вторых, не нужно быть завзятым полиглотом, чтобы сообразить, что означает надпись «Hotel Eldorado». Тоже мне, бином Ньютона…
По обе стороны входной двери — невысокое крылечко, обе стеклянные половинки двери расписаны потемневшими цветами и узорами — горели неяркие желтые шары на древних витых кронштейнах. Мазур повернул ручку и вошел в обширный вестибюль, тускло освещенный, с потертым ковром под ногами и массивными, неподъемными креслами, обтянутыми потускневшей материей. Тихо, и пылью пахнет.
В дальнем конце вестибюля на старомодной конторке горела настольная лампа с сиреневым стеклянным абажуром, по первому впечатлению, ровесница военного монумента, а за ней в ленивой позе восседал индивидуум немногим моложе и лампы, и монумента, взиравший на Мазура с философским спокойствием счастливца, измерявшего время не часами и даже не веками, а, пожалуй что, геологическими периодами. Полное впечатление, что человек с таким лицом и не подозревает о существовании столь мизерных отрезков, как минуты и часы. Было в старике нечто от изначальной и вечной египетской пирамиды.
Он так и не шелохнулся, пока Мазур преодолевал обширный полутемный вестибюль. Лишь когда вошедший, непринужденно опершись локтями на широкую стойку, выжидательно пожал плечами, старик вяло произнес пару фраз по-испански.
— Нон абла эспаньоль[3], — пустил в ход Мазур одну из немногочисленных домашних заготовок. — Может быть, вы говорите по-английски?
— Конечно, сеньор, — сказал старик на том же наречии. — Как я догадываюсь, вы хотите снять номер?
Перед лицом такой проницательности Мазур даже не попытался уверять, будто ищет, где можно подковать лошадь или купить прогулочную яхту. И кивнул, стараясь придать себе столь же философский вид никуда не спешащего человека.
— Надолго?
— Для начала — дня на три, — сказал Мазур.
— Ваш багаж прибудет?
Мазур мотнул головой и, не вдаваясь в долгие объяснения, продемонстрировал тощий рюкзак.
— Шестьдесят долларов, — сообщил старикан. — Тысяча извинений, сеньор, но у нас полагается платить вперед…
Цена, как тут же сообразил прошедший горнило вдумчивых инструктажей Мазур, была безбожно задранной, но спорить не приходилось. Наверняка высокая плата была чем-то вроде своеобразной страховки — всякого можно ждать от вышедших из джунглей бродяг: чего доброго, по пьянке апартамент спалит или засунет под кровать полкило контрабандного кокаина, так что хозяин потом на взятки полиции разорится…
А посему Мазур без всякой торговли достал рулончик «гринбеков», освободил его от резинки, отсчитал четыре десятки и четыре пятерки, придвинул деньги к старикану. Тот без всякого проворства, без тени алчности лениво смахнул их в выдвинутый со скрипом ящик стола, осведомился:
— Надеюсь, документы у сеньора в порядке?
— И паспорт, и виза, — Мазур сделал ленивое движение рукой к внутреннему карману. — Желаете взглянуть?
Старик поднял ладонь:
— К чему мне, сеньор, я же не полицейский… Если документы в порядке — буэно[4]. У нас цивилизованная страна, и полиция не любит людей без документов. У вас же самого будут неприятности, если что не так… Места у нас своеобразные, и народец попадается тоже… своеобразный. Слышали, что вчера случилось на американской базе?
— Слышал что-то краем уха, — сказал Мазур. Ухмыльнулся: — Ну, уж тут-то я решительно ни при чем…
— И слава богу, сеньор, и слава богу, — протянул старик. — От таких вещей нужно держаться подальше. Утром в ту сторону прошла колонна с солдатами, летают вертолеты, по джунглям рыщут и гринго, и наша жандармерия, в такое время документы должны быть в полном прядке… — он придвинул к себе толстую растрепанную книгу и ловко раскрыл ее в нужном месте. — Как мне вас зарегистрировать, сеньор? — И нацелился на чистую графу старомодной авторучкой. Мазур не без внутреннего злорадства сказал:
— Меня зовут Джон Стьюгенботтхед.
Ремесло содержателя гостиницы, если заниматься им достаточно долго, непременно воспитывает в человеке терпение и выдержку. Старикан остался непроницаемым, но явственно вздохнул. Переспросил кротко:
— Простите, как ваша фамилия?
— Стьюгенботтхед, — сказал Мазур, ухмыляясь про себя.
Однако он недооценил старикана. Тот разделался с проблемой молниеносно — попросту придвинул Мазуру толстенный гроссбух и попросил, не моргнув глазом:
— Напишите уж сами, а то я человек необразованный, темный, могу исковеркать вашу благородную фамилию, и сеньор, быть может, будет задет… Поставьте число, потом фамилию, потом распишитесь, и на этом с формальностями будет покончено…
Мазур бросил на страницу, заполненную лишь наполовину, пытливый взгляд. Согласно проставленным датам, сегодня, до его появления, в отеле зарегистрировались три постояльца. Быть может, все трое и были его добрыми друзьями. Или двое. Или один. Или — никто. Он представления не имел, под какими именами выступают остальные пятеро. Никто из шестерки не знал, какие имена и подданство получили другие — так надежнее, правила игры…
Он поставил дату, вывел фамилию и неразборчиво расписался. Придвинул книгу хозяину. Тот, небрежно ее захлопнув, осведомился:
— Путешествовать изволите?
Ему наверняка было скучно торчать тут в полном одиночестве. К тому же интерес мог быть и профессиональным — мы, знаете ли, не вчера родились, и прекрасно знаем, что повсюду на свете гостиничный персонал оказывает специфические услуги соответствующим органам. Что ж, австралиец с непроизносимой фамилией вовсе не был угрюмым, нелюдимым, наоборот, рубаха-парень, болтун и весельчак, готовый чесать язык с любым встречным-поперечным и скрывать ему абсолютно нечего…
Старательно поддерживая свой сценический образ, Мазур поудобнее облокотился на стойку и с ухмылкой сказал:
— Вы, должно быть, имеете в виду, не турист ли я? Да что вы, сеньор, ничего подобного. Вот уж не думал, что парень вроде меня похож на туриста — с одним-то жалким рюкзачком и полупустым карманом? Я моряк, знаете ли. Из Австралии. Слыхали?
— Ну, как же. Когда-то учил в школе. У вас там кенгуру и бумеранги… Значит, сеньор — моряк? Это, должно быть, так романтично? Я в детстве хотел сбежать из дома и устроиться юнгой на корабль… Не получилось. Романтично, должно быть…
Издевался или говорил серьезно? Хрен поймешь… Мазур терпеливо продолжал:
— Помилуйте, сеньор, какая там романтика? Лет сто назад — быть может, хотя крепко сомневаюсь… Работы много, а денег мало. Вот я и решил сменить профессию. В порту мне встретился один сеньор, и