Фидель с Раулем, правда, пока что на коне. Недавно в которой-то из английских газет промелькнуло сообщеньице, что одряхлевший Фейроль еще греет косточки на испанских пляжах, а ведь как рвались когда-то «Синие акулы» его вздернуть, сколько трудов приложили… И, что примечательно, каперанг Мазур, некогда вынужденный за всех за них воевать, до сих пор жив-здоров, поскрипывает себе без особых взлетов и особых падений, так что поневоле задумаешься: а стоит ли лезть в вожди, генералиссимусы, отцы нации и светочи континента?
Словно угадав его мысли — а может, именно так и было, — Кацуба отложил баян, не вставая, дотянулся до блюдечка с регалиями, легонько его встряхнул, так что медали звякнули громко, а легонькие звездочки почти неслышно. И, одержимый, должно быть, той же тягой к философическим раздумьям, громко заключил:
— Могло быть хуже. Медалюшка на груди лучше креста в головах.
— Ага, — вяло поддакнул Мазур, поскольку ответить чем-то более умным на эту пошлейшую сентенцию было невозможно. Подумал и добавил: — Ничего нового. В царской армии Станислав с мечами, четвертой степени, таки звался: «На и отвяжись!» Тенденция…
— Я и говорю, — сказал Кацуба. — Главное, медаль Жукова не всучили. Я ее боюся.
— Почему?
— Потому что ленточка у нее в точности повторяет ленточку медали «За поход в Китай», — авторитетно просветил Кацуба. — Точно тебе говорю. Поход девятьсот первого года. Получается некий сюрреализм. Вам купца очередного обезглавить, друг мой?
— Сделайте милость, — кивнул Мазур.
Они выпили еще по бутылочке, засим Кацуба растянул мехи и на тот же мотив спел без особой бодрости:
Ядерный грибок стоит, качается,упираясь прямо в небосвод…Танки ФРГ, как свечки, плавятся,на хрена ж их выпустил завод…Мазур, чтобы поддержать честь морского мундира, потянулся за гитарой и громко опошлил очередную детскую песенку:
Вместе весело шагать —по болотам, по зеленым!А деревни поджигатьлучше ротой или целым батальоном.В небе зарево полощется, полощется…Раз бомбежка, два бомбежка — нету рощицы.Раз атака, два атака — нет селения,ах, как мы любим коренное население!Кацуба вдруг отложил баян и привстал, тут же опустился на койку, повинуясь, видимо, жесту вошедшего. Мазур обернулся. Генерал Глаголев, двухметровая белокурая бестия с холодными синими глазами, стоял, заложив руки за спину, и разглядывал обоих со своей всегдашней непроницаемостью.
— Музицируйте, музицируйте… Васнецовы, — махнул он рукой, почти неуловимым движением опустился на свободный стул. — Имеете право, как отпущенные в отпуск для короткого загула. А выпью я, что ли, на халяву бутылочку пивка…
Ловко сорвал крышечку. Мазуру всегда нравилось на него смотреть — у белокурого верзилы не было лишних движений. Каждый жест, каждое перемещение словно планировалось заранее и раскладывалось в уме на серию отточенных движений. Словно бы робот — и в то же время живой.
— Железки, конечно, хреновые, — сказал генерал, осушив стакан. — Зато в сжатые сроки. Начнешь представлять к серьезным орденам — потянется канитель…
Они понимающе пожали плечами и промолчали оба.
— Итак, голова больше не беспокоит… — констатировал генерал, вполоборота повернувшись к Мазуру. — Водки попили от пуза, судя по виду, распохмеление прошло удачно, и оба, как говорят психиатры, адекватны к окружающей реальности…
Господа офицеры снова промолчали, изобразив на лицах вежливое внимание к начальству и некоторое восхищение проницательностью оного. По правде говоря, Мазур с превеликой охотой задал бы генералу парочку серьезных вопросов. Спросил бы, а какова, собственно, дальнейшая судьба означенного Мазура? Прежнего приказа об откомандировании в распоряжение Глаголева никто пока не отменял, но вот уже дней десять Мазур пребывал в самом пошлом безделье, для служилого человека немыслимом…
— Адекватны и отдохнувшие, — задумчиво протянул Глаголев. — Такова ситуация текущего момента… — Он тем же насквозь просчитанным движением протянул руку, взял с колен у Мазура гитару, прошелся по струнам. — Начальство тоже кой-чего сечет в музыке…
После недолгой паузы взял несколько аккордов, не фальшивя, затянул классическую битловскую:
— Yesterday, all my troubles seemed so far away…
Замолчал. Отложил гитару. Одним глотком допил оставшееся пиво, поднялся и направился к двери, бросив через плечо:
— Засиделся я тут у вас… Веселитесь дальше.
Когда дверь за ним захлопнулась, Мазур быстренько обезглавил двух очередных купцов, протянул бутылку Кацубе и сказал:
— Кстати, об орденах. «Дружба народов» у тебя откуда? Ведь обещал поведать…
Кацуба молчал, не сводя глаз с захлопнувшейся двери, и его худая кошачья физиономия на глазах преисполнялась вселенской печали. Мазуру показалось, что он кое-что понял:
— Ерунда, зря ты всполошился…
— Недолго ты с ним знаком, — сказал Кацуба, ничуть не повеселев. — Все симптомчики налицо. Пивка на халяву ему было негде выпить… Посмотрел, в каком мы виде, и понял, что для первого инструктажа годимся. Или дальней дороги и казенного интереса, мон колонель.
— А я-то при чем? — пожал плечами Мазур, но сам же первым почувствовал, как фальшиво его изумление звучало. Пока он оставался в распоряжении Глаголева, следовало ожидать любых неожиданностей. Генерал из тех, кто обожает загружать работой всех окружающих — азбучная истина для хорошего командира независимо от звания, а Глаголев не из плохих…
— Не придуривайся, — сказал Кацуба. — Сам все понимаешь.
— Ага, — признался Мазур. — Вещует душа…
— За годы к начальству привыкаешь, как к любимой или там нелюбимой супруге, — менторским тоном сказал Кацуба. — Узнаёшь характерные присловья и наперед высчитываешь, каким грядущим ситуациям они соответствуют.
— Сам знаю, — оборвал Мазур.
— То-то. Если он опять припрется и заведет про то, как обожает в Москве проходить по улице генерала Глаголева, хотя они с тем Глаголевым даже не седьмая вода на киселе — дружище, марш вперед, труба зовет…
— Что-то я в прошлый раз за ним этой привычки не заметил, — признался Мазур. — Когда он нас закинул за Полярный круг.
— Тут есть нюансы и оттенки, — совершенно серьезно сказал Кацуба. — По большому счету, с высоты пережитого, нашу полярную эпопею можно назвать рядовой операцией. Не считать же чем-то по-настоящему серьезным любое дело, где нам могли оторвать голову? Нам с тобой ее каждый раз собирались отрывать… На любой прогулке. Но вот если он заведет про улицу имени однофамильца — верный признак, что работенка предстоит особо пакостная и заковыристая…
— Ладно, тебе виднее, — отмахнулся Мазур, отнюдь не радуясь новой информации о начальстве. — По пивку?
— По пивку…
То ли новоиспеченный подполковник