Лунин саркастически хмыкнул и двинулся прочь от магазина, держа свой путь в сторону своего припаркованного возле унылого здания следственного комитета автомобиля.
Наверняка грустят. Что может быть хорошего в том, чтобы, побывав один или два раза на орбите, потом всю жизнь ходить и рассказывать, как ты видел в иллюминатор маленькую голубую планету? Ведь космонавт остается настоящим космонавтом только до тех пор, пока он не вернется на Землю. А потом… потом он становится бывшим. А если ты бывший, то уже не важно, кто. Главное, что ты бывший, что ты был кем-то вчера, а может быть, гораздо ранее. А вот он, Лунин, вовсе даже не бывший. Во всяком случае, две недели у него в запасе есть, а за две недели всякое может случиться.
Ощутив свое моральное превосходство над космонавтами, Лунин взбодрился и широким шагом быстро добрался до своего «эксплорера». Положив бутылки на пассажирское сиденье, Илья уселся за руль и завел машину. Покосившись на лежащие рядом стеклянные емкости, Лунин почувствовал желание сделать еще глоток-другой, но удержался. «Форд» плавно развернулся и выехал с территории парковки.
Вторую половину дня Илья провел, блуждая на просторах Интернета и делая иногда пометки в небольшой черный блокнот, который носил всегда во внутреннем кармане. Ближе к концу рабочего времени, когда уже можно наконец расслабиться и начинать обдумывать планы на вечер, зазвенел молчавший весь день мобильный. Лунин внимательно выслушал звонившего, затем задал пару уточняющих вопросов. Закончив разговор, Илья встал и подошел к зеркалу. Оставшись вполне довольным увиденным, он все равно немного поправил узел галстука и, прихватив тонкую картонную папку, вышел из кабинета. Дважды щелкнул проворачивающийся в замке ключ.
— Лунин, вот уж не ожидал тебя так скоро увидеть. — Хованский неохотно оторвался от монитора, на котором, скорее всего, в очередной раз раскладывал никак не сходившийся пасьянс. — Каким ветром? Неужто дело раскрыл?
— Не совсем. — Не дождавшись предложения хозяина кабинета, Лунин отодвинул от приставного стола один их серых тряпичных на металлическом каркасе стульев и уселся, положив на стол картонную папку.
— Даже так? — удивился такой наглости Хованский. — Вам, молодой человек, должно быть, есть что мне сказать. Причем это что должно быть мне очень симпатично.
— Я прочел книгу. — Лунин начал развязывать тесемки на папке, но, немного нервничая под взглядом полковника, дернул не ту и ухитрился затянуть узел.
— Книгу? — удивился полковник. — Ах, книгу, — наконец вспомнил он. — И что, там есть имя убийцы?
— Нет, — Лунин наконец справился с узлом и смог открыть папку, — там с убийцей вообще все не очень понятно, некое сверхъестественное существо, скажем так.
— То есть, если бы ты «Муму» прочитал, пользы было бы больше, — сделал неожиданное заключение Хованский.
— Это почему? — не уловил тонкую нить его рассуждений Илья.
— Во-первых, она короче, — снисходительно растолковал ему полковник, — а во-вторых, там ясно, кто убийца.
Хованский выразительно наморщил лоб и сложил губы трубочкой, всем своим видом показывая, что разговор его уже утомил.
— Раз книга ничего тебе не дала, то у тебя, Илюша, два варианта. Либо почитать что-нибудь другое, пособие, может, какое для начинающих следователей, либо, — Хованский выразительно шевельнул густыми бровями, намекая на то, что второй вариант ему нравится гораздо больше, — пойти поработать. Выбрать ты можешь сам, только помни, время тикает. И пока оно тикает не в нашу пользу. Во всяком случае, не в твою, — уточнил полковник.
— Я хотел бы уехать, — Лунин достал из папки листок с отпечатанным текстом и теперь держал его перед собой так, словно решил еще раз ознакомиться с содержанием, — в Засольск, в командировку. Дня на три, на четыре.
— В Засольск. — Хованский пожевал воздух губами, словно пробовал название на вкус и, очевидно не придя в восторг, скривился. — А там у нас что, в этом Засольске?
— Там у нас кто, — поправил его Лунин, — там живет автор книги, которую вы мне дали. Я тут немного покопался в Интернете, оказывается, он наш земляк, ну и очень известный писатель. Можно даже больше сказать — знаменитость. Почетный гражданин, кстати, этого самого Засольска.
— Ну, это великая честь, конечно, — пренебрежительно фыркнул Хованский, — он если такая прям звезда, то чего торчит в этой дыре?
— Да кто ж его знает, — пожал плечами Лунин, — я по нему справочку подготовил, вот, взгляните. Оказывается, он в своей сфере и впрямь знаменитость, по его книгам даже фильмы снимают. Кстати, я уточнил, он входит в комиссию по культуре при губернаторе.
— Сейчас этих комиссий развелось, — махнул рукой Хованский, — и названий не упомнишь, не то что кто там куда входит. Так ты чего хочешь от этого писаки, как там его?
— Короленко, — подсказал Лунин.
— Пусть так, — согласился Хованский, — хочешь ты от него чего?
— Дмитрий Романович, тут такая штука интересная получается. — Илья достал из папки еще один листок. — Первое убийство из серии произошло четырнадцать месяцев назад, в конце июня прошлого года.
— И чего? — ждал продолжения полковник.
— А книга была издана в июле, причем я уточнял, это было первое издание этого произведения. В магазины она поступила вообще в августе, понимаете?
— О как! Интересно. — Хованский возбужденно схватил карандаш и нарисовал на лежащем перед ним листе бумаги большую, почти на весь лист звезду, возможно уже представив себя генералом. — Так это что значит? Писатель этот сам придумал, сам сделал. Так выходит?
— Это вряд ли, — осторожно возразил Лунин, — ему уже под шестьдесят.
— И что? — не дал ему договорить полковник. — Ты что, новости не смотришь? Сейчас молодость до шестидесяти пяти продлили.
— В любом случае книга ушла в редакцию, да и, возможно, в типографию раньше, чем произошло первое убийство, кто-то мог читать рукопись, так что с выводами торопиться не стоит. Да и писатель этот… Вы представляете, какой шум поднимется, если мы его тронем и ошибемся. Взгляните фоточку. — Илья протянул полковнику свой новенький, подаренный на юбилей женой, смартфон и прокомментировал: — За заслуги перед отечеством, сами видите, кто вручает.
— Я вижу. — Хованский задумчиво рассматривал фотографию, затем покосился на портрет на стене, очевидно желая окончательно