Если не остановить, эти истории он может рассказывать часами, а, возможно, и сутками. Это же как интересно можно жить, если все видеть и слышать самому, и даже считать инструменты!
В Москве его окружают множество творческих людей. С одними он дружит, с другими просто хорошо знаком.
– Я очень близок с Левой Оганезовым. Мы разговариваем о чем угодно, только не о психиатрии, юриспруденции и фортепианных концертах Рахманинова. Как-то изобрели и даже получили патент на клавишный электро-музыкальный инструмент одновременно для правшей и левшей, на этом с работой и закончили. А вот с поэтами у меня история другая. Люблю подколоть их на день рождения эпиграммами. Вот Саше Вулыху написал:
Вулых! Как много в этом звукеИ для друзей, и для подруг.В аплодисментах ноги, руки —Гремят овации вокруг!Эрот и Марс в одном стакане.Отелло, мачо и бунтарь.Сквозь ночь я слышу голос Сани:Аптека, улица, фонарь…Пока немытая РоссияГоняет всех своих врагов,Тебе на все хватает силы,И острых стрел и метких слов!А это совсем коротенькое стихотворение для Саши Шаганова:
Поднимают бокал непьющие,Те, кто пьет, начинают заново…За поэта, стихи поющего,За Есенина наших дней – Шаганова!Корр.: Мне кажется, в судьбе каждого человека участвует провидение. Наверное, неспроста случилась и эта история с фотографией В. Маяковского, которую Вы считаете своей. Я даже вижу, что, живи великий поэт сейчас, он был очень похож на Вас. И внешностью, и характером, и повадками.
А. Х.: Когда мне подарили ту самую фотографию Маяковского на море, я любовался ею и фантазировал, будто бы Владимир Владимирович отдыхал не на Черном, а на Средиземном море. Где-нибудь в Монте-Карло, возможно, в наше время. И сочинил за него такие стихи:
Я поэтом Лазурного берега стал.Нет, скорее, лет 20 уже им был.В Белокаменной густо-бурлящей устал.В самолет! Белым облаком след мой простыл…Имена соседей в Ле Гри ласкают слух,Слева, вроде, министр, справа рок-звезда.Сколько нужно иметь земных заслуг,Чтобы взять, да остаться здесь навсегда!Я поняла, что погорячилась, выключив диктофон, и поспешила продолжить интервью.
Корр.: Александр, может вы не совсем правильно определились с основным видом деятельности? Вам бы сочинять да сочинять, а юриспруденцией и психиатрией заниматься на досуге!
А. Х.: Я порой сам путаюсь, где работа, а где хобби. Как журналист выдаю на-гора по 15–20 статей в год, сочиняю массу стихов и читаю их на заседаниях Виторган-клуба. Один раз умудрился написать блюзовую балладу и сыграть ее с известным гитаристом-виртуозом Ромой Мирошниченко. Так что с реализацией у меня все отлично!
Корр.: Вы дружите с семьей Эммануила Виторгана, много общаетесь не только в Москве, но и приезжаете к ним в Юрмалу. А что это за история с вашим стихотворением, которое читает Эммануил Гедеонович на своих вечерах?
А. Х.: История, действительно, забавная, из серии «нарочно не придумаешь». Была у нас большая встреча, по-моему, закрытие театрального сезона. Основная часть присутствовавших – люди творческие, мне давно знакомые. Решил я их порадовать стихами. Сочинил, прочитал, сорвал аплодисменты и, как обычно в таких случаях происходит, отдал листок с текстом Виторганам. Только забыл подписать. Как-то Эмма готовился к очередному творческому вечеру, перебирал бумаги и наткнулся на стихотворение неизвестного автора. В общем, с того момента мое произведение стало обязательным номером его выступлений. Авторство вскрылось спустя почти год, меня объявили, и нам всем было безумно приятно, особенно мне.
Корр.: После такого рассказа я вас без этого стихотворения не отпущу.
А. Х.: Попробую, но только в авторском исполнении и без фирменных виторгановских интонаций.
Итак, «Моим друзьям».
Мои друзья поэты и прозаикиЧуть-чуть ворчливы, ветрены чуть-чуть.Слагают из причудливой мозаикиТакое, что полночи не уснуть.Мои друзья маэстро, боги музыкиТворят, играют, дергают струну.Под пальцами волшебными и узкимиИх звуки разрывают тишину.Мои друзья безумные художникиСмешали краски солнечного дня,Рванули за пределы невозможного,Слепив из пепла нового меня.Мои друзья артисты театральные,Балетные, киношные мои,Открыли двери вечного, астральногоИ души обнаженные свои.Согреюсь под лучами их блестящими,Но среди ночи сразу не пойму,Как в полусне, но так по-настоящемуНас всех прибило к кругу одному.Рассвет прогонит сон. И с ним мечтанияРастают в ожидании бытия,Вернется прагматичное сознание…Но как я вас люблю, мои друзья!Корр.: Аплодисменты! Блестяще! Это зенит, это слава! Вам обязательно нужно продолжать в том же духе.
А. Х.: А я и продолжаю. Только давайте не будем путать понятия. Известность – это когда тебя узнают в лицо люди, которых ты никогда в жизни не встречал. Знаменитость – когда узнают в лицо и помнят по имени. Слава – когда узнают, помнят и знают за что.
Я же, как вы успели заметить, широко известен, но только в узких кругах.
Мне в этих кругах хорошо, комфортно и уютно.
И совсем не хочется из них выходить.
Я отключила диктофон уже окончательно. Мы перешли на чай, болтали о погоде, курсах валют и общих знакомых. Только одна мысль не давала мне покоя.
Казалось бы, двадцать лет – достаточный срок, чтобы узнать человека. Но только не в этом случае. Мой старый-престарый знакомый Александр Хаминский всякий раз открывает в себе что-то новое и щедро делится этим с миром, который его окружает.
Что он придумает к нашей следующей встрече, одному Б-гу известно.
Возможно, это будет очередной закон Хаминского: двадцать пять часов в сутки, восемь дней в неделю, пятьдесят три недели в году.
Глагол подставьте сами.
Поговорим? (Интервью журналу n-Style)
Как русский с евреем родину делили
Кто я? Русский? Еврей?
Прожив всю жизнь в России в качестве «русского еврея», Александр Хаминский решил побывать каждым из них по отдельности.
И сразу открыл в себе массу противоречий.
Возможно, на Земле до сих пор царил матриархат, если бы не события относительно недавней истории, которые разделили мир на «до» и «после».
За последний год мне довелось немало поездить по заграницам. Трижды Франция и Монако, дважды Англия и Израиль, Голландия, Шотландия, Болгария…
Каждый раз, улетая из России и возвращаясь в Россию, передо мной вставал почти гамлетовский вопрос: жить или не жить. В смысле: где, как и в качестве кого.
Возможно, причиной подобных рассуждений явилось то, что места моих путешествий в разные годы становились знаковыми для российских граждан. Голландия – колыбель идей о новой России, Болгария – мечта советского человека о социалистическом будущем, Франция – прародительница русской эмиграции, Англия – политическое убежище для несогласных, Монако – экономическое убежище для согласных, Шотландия – родина напитка, который пьют и те, и другие.
Израиль…
Так и подмывает написать, что Израиль – моя историческая родина, и на этом поставить