На следующий день вечером я припарковал машину в метрах трехстах от подъезда Марины. Юра остался слушать, а я отправился прогуляться по Бульварному кольцу. Вскоре мне на мобильный телефон позвонил Юрка и сообщил, что Марина уехала на встречу с подругой и что мы можем уезжать. Пока я возвращался к машине, Юра поменял кассету в записывающем устройстве и успел ее прослушать.
– Ну и что там? – сев в машину, поинтересовался я.
– Ничего интересного. По городскому Марине звонила только Дина, и были еще два звонка бывшим жильцам, сама она звонила маме в Волгоград и хозяйке квартиры… Пока ничего…
– Вот видишь, ревнивец! У тебя нет причин для ревности, – я сам себе не поверил.
– Саня, прошел всего один день, и еще никто не знает, что она переехала, – сказал Юрка неуверенным тоном.
– Ладно. Допустим, что у нее есть … приятель, – я чуть было не сказал любовник, но вовремя осекся, иначе нанес бы травму нежной и ранимой душе друга. – Наверняка первому, кому бы она позвонила, так это ему. Согласен?
Юра лишь кивнул в ответ.
– А позвонила она подруге. Так что для успокоения подождем еще недельку, а там тебе надо будет начать активные действия, – хоть я и сказал все это уверенно, мне с трудом верилось, что такая шикарная девочка ведет уединенную монашескую жизнь. Следующие три вечера подряд мой друг как профессиональный шпион прослушивал квартиру своей подружки, а я присмотрел себе неплохое летнее кафе неподалеку и коротал время там. Честно говоря, меня тяготила роль праздношатающегося бездельника, но отказать Юрке я не мог, по крайне мере, вот так сразу. Может, моего терпения и хватит еще на пять или шесть вечеров, но потом придется снижать темп. Для начала график прослушки изменим на вечер через вечер, после доведем его до одного раза в неделю.
Прошло еще два дня. Официантки в кафе стали мне улыбаться как старому знакомому. Я уже собирался поговорить с Юркой на обратном пути об изменении графика, как вдруг он сам позвонил мне на мобильный телефон.
– Саня, приходи, поехали домой, – голос моего друга был спокоен.
– Иду,– не было смысла расспрашивать его по телефону о том, что произошло.
Через десять минут я садился в машину. Юра сидел на пассажирском сиденье и протирал очки.
– Ну, давай рассказывай, что случилось, – я тоже нервничал.
– Все, Саня, больше мы сюда не будем ездить, – Юркиной интонацией можно было бы в жару обкладывать мороженое, чтобы не растаяло.
По большому счету, я так и думал, что рано или поздно все этим закончится. С одной стороны, пусть лучше так, сразу и больно, убить любовь, чем медленно и нудно душить ее; измучаешься сам и других измучаешь. А с другой стороны, мне было жалко Юрку.
Я завел двигатель и стал выезжать со двора. Мой друг молча достал кассету и воткнул ее в магнитолу.
– Не хочешь послушать? – Не дожидаясь ответа, Юра нажал кнопку воспроизведения записи. Из динамиков раздался голос Марины:
– Привет, Динуль, как дела?
– Нормально. А у тебя? – Голос Дины был похож на голос двенадцатилетнего мальчика-подростка, страдающего гайморитом.
– Да грустно что-то, – Марина вздохнула. – Все думаю, ничего не придумаю. Устала от неопределенности, неизвестности…
– Что это с тобой, подруга? Это когда же ты была не уверена в себе? Кому-кому, а тебе грех жаловаться! Ты себя в зеркало когда последний раз видела?
– Да нет, Динуль, не во внешности дело. Что-то происходит внутри меня. Я тут уже неделю живу, и мне все нравится, а все равно на душе как-то не так. Вчера поймала себя на мысли, что боюсь выходных, боюсь остаться одна… Я ведь с переездом обрубила старые связи. У меня остались только ты, мама и Юра… – Марина тоскливо вздохнула. Дина молчала. Из динамиков доносился тихий треск и шелест. Я уже было подумал, что магнитола зажевала пленку, как раздался подростково-болезненный голос Марининой подруги:
– Мариночка, твоя мама и я у тебя будем всегда, – она всхлипнула. – А таких, как Юра, у тебя будут сотни!
– Нет, не будут! – В голосе Марины послышалась детское упрямство. – Таких больше нет! – Она всхлипнула. – Я же рассказывала тебе о нем. Все, кого я знала до этого, и рядом не стояли. Я сама не знаю, что со мной творится, но я постоянно думаю о нем. За мной так никто, понимаешь, никто никогда не ухаживал! Всем от меня нужна была только постель, я для них была просто красивая кукла. Он единственный, кто интересуется мной как человеком… – Параллельно с Марининым голосом из динамиков стали доноситься всхлипывания ее подруги.
Юрка остановил запись. Не глядя на меня, он спросил:
– И что ты думаешь по этому поводу?
Я и сам не знал, что думать. Конечно, в жизни происходят всякие странности, не поддающиеся логическому объяснению. Совершенно естественным было то, что Юра влюбился в красивую и неглупую девушку, но вот то, что она влюбилась в него, худого, сутулого очкарика, повернутого на микросхемах и процессорах, у меня в голове не укладывалось. Но не мог же я все это взять и выплеснуть своему приятелю?
– Ты счастливый человек, Юра, – это было единственное нейтральное, что мне пришло в голову.
– Сань, а делать-то мне что? – Юра напялил свои очки и доверчиво, как теленок, уставился на меня.
«Обмануть такого ничего не стоит», – вот что промелькнуло у меня в мыслях. Честно говоря, я и не знал, что ему посоветовать. В любом случае, давать совет – дело неблагодарное.
– Юрок, мне кажется, что сейчас тебе постепенно нужно переходить на сближение. Бояться и стесняться тебе уже нечего, тебя любят, и это главное.
Мой друг снял очки и начал их протирать.
– И вот еще что: заведи себе контактные линзы и займись каким-нибудь спортом. Будь поувереннее в себе, ты теперь не мальчик, о котором заботится мама. Ты – мужчина. Будь сильным!
– Понятно, – Юра только вздохнул.
– Короче, расходимся по домам. Завтра позвони Марине и пригласи куда-нибудь. Приближайся постепенно и помни, что если ты вдруг проболтаешься о том, что прослушивал ее телефон, то знай – это будет сделан шаг за черту, разделяющую любовь и ненависть. Этого она тебе никогда не простит.
– Понял… Может, выпьем по бутылочке пива?
– Можно. Иди пока покупай, а я еще раз запись прослушаю, – Юра пошел в магазин, а я перемотал пленку и заново прослушал разговор. Откровенно говоря, каким-то десятым чувством я ощущал, что это был хорошо инсценированный, грамотный спектакль. Великий режиссер Станиславский на репетициях, когда актеры играли не совсем убедительно, говорил: «Не верю!» То же самое мне хотелось сказать и Марине: «Ну не верю я тебе, девочка,