Готлиб резко встал.
— Не тяни время, делай свое подлое дело!
Годофрид вздохнул и заговорил:
— Ты, знаешь, Готлиб, когда я был мальчишкой, мне хотелось быть таким, как ты, — смелым, красивым. Мы никогда не были друзьями. Ты был занят своими делами. Но, помнишь, однажды мы вышли в море на рыбалку, и нас застал шторм. Шторм был такой сильный, что разбил лодку в мгновение. Все гребцы утонули. И я мог утонуть, — я не умел плавать, — но ты спас меня. Ты тогда обнял меня и сказал, — брат, мы будем вместе: вместе спасемся или вместе умрем. Эти слова врезались мне на всю жизнь. Мы не думали тогда, кто из нас станет королем. Ты не говорил тогда, что я сын рабыни. Ты говорил, что я тебе брат. Хорошие были времена.
— Хорошие были времена, — сказал Готлиб. — Но те времена прошли, и теперь ты должен убить меня. А если ты не сделаешь этого, то это сделаю я, потому что в Дании может быть только один конунг.
Годофрид похлопал по плечу Готлиба и сказал:
— Вот в этом-то и выход, братец. Как два тигра не могут жить в одном логове, так и в Дании не может быть двух королей. Король может быть только один!
— Да, — сказал Готлиб. — Один из нас должен умереть.
Годофрид, не обращая внимания на его слова, продолжил:
— Ты с дружиной ходил в соседние земли и видел, что их правители ослабели. Они не могут защитить свои земли даже от небольших дружин.
— Да, их правители обленились, они тратят все время на удовольствия и от пресыщения утратили воинский дух. Я легко разбил их, — сказал Готлиб.
— А что, если к ним прийти с большим войском? — спросил
Годофрид.
— От них и сяеда не останется, — сказал Готлиб, все еще не понимая, куда клонит Годофрид.
— Вот в этом и выход, — сказал Годофрид, — брат, иди в другие земли, захватывай их, объявляй себя конунгом. И тогда я не должен буду убить тебя, а ты меня.
Готлиб подумал, что предложение Годофрида было разумным. Бесспорно, что только один мог быть датским королем.
Другой бы на его месте так бы и поступил — ушел завоевывать себе королевство в другой земле. Но он был на своем месте, и он был законный наследник своего отца, и его уход будет означать одно — он признает право другого на датский королевский трон. Если Готлиб хотел остаться датским королем, то он не мог уйти, он должен был сражаться за свое право.
Готлиб в задумчивости смотрел на вонзившиеся в его воинов копья. Воины не выпустили из рук оружия, но одной секунды хватит, чтобы их убить. В таком положении сражаться было невозможно. Надо было сдаваться. Но гордость, королевская гордость, мешала сдаться.
— Что скажешь, мой друг? — обратился Готлиб к Харальду.
— Чем умирать тут, лучше поискать счастья в других землях,. — громко сказал Харальд.
По тону его слов Готлиб понял, что его воины не жаждут смерти, и лучше будет, если он даст им шанс выжить. Это будет всего лишь короткое — «да». Но это короткое слово заставит их стать самыми преданными ему людьми, потому что они поймут, что конунг об их судьбе заботится больше, чем о своей.
Готлиб с усмешкой подумал, что датский трон никуда не денется, и за ним можно будет вернуться потом, когда у него появится сила, чтобы свергнуть брата.
— Да! Это хорошая идея, — сказал Готлиб. — Я готов идти завоевывать новые земли. Но как же мы это сделаем? У нас нет ни военных судов, ни воинов.
— Поможем! — весело объявил Годофрид. — Я дам тебе воинские суда, припасы на первое время, а людей набирайте сами. Это будет сделать несложно — в Дании много воинов, жаждущих добычи и приключений.
— Прячьте оружие. Я согласен! — проговорил Готлиб
Все в комнате облечено выдохнули. Оружие опустилось.
— Брат, но даю тебе на сборы два дня, на третий день ты должен уйти. Все это время рядом с тобой будут находиться мои воины, и если ты хоть единым словом обмолвишься, что попытаешься снова пойти на меня, они тут же убьют тебя, — предупредил Годофрид.
— Это справедливо! — сказал Готлиб и подал руку Годоф-риду. — Благодарю за то, что ты дал шанс мне и моим людям, и помни — я не останусь в долгу... брат.
Годофрид пожал поданную руку, но, не отпуская ее, нахмурился и, приблизившись к уху Готлиба, прошептал:
— Брат, но если ты вернешься в Данию, то я тебя с чистой совестью повешу на первом же суку.
Глава 2
Жаркий июль дышал откуда-то с востока душно и горячо, словно из раскаленной печи. Медное солнце падало на потерявшийся в молочной дымке край Нево-озера.
Паруса ладей горели в лучах заходящего солнца, отбрасывая далекие тени, и медленно скользили по зеленому стеклу воды.
Словенский князь Буревой еще неделю назад велел боярину Медвежьей лапе сбегать с малой дружиной на двух больших ладьях до городка Корелы.
В Кореле Буревой, по договоренности с карельским князем Вяйне, держал двор, на котором собирал дань с северных народов, признававших старшинство словенского вождя: суми, карелов, чуди, и других окрестных народов.
Медвежья лапа должен был проверить списки хранящихся на княжеских складах товаров и привезти часть собранной дани в город.
Каждое лето словенские купцы увозили на юг к грекам северные товары: мед, пушнину, воск, драгоценный желтый камень — янтарь, лен, изделия из золота, серебра и стали.
Обратно везли золото, серебро, шелк, дорогие одежды, фрукты и другие ценные вещи.
Торговые пути, пролегавшие по землям племен, признававших верховенство словенского князя, были вполне безопасны. Редко кто из иноземцев решался вторгнуться в земли отважных словен.
Опасным был участок между землями полян и границей имперской Византии, где по степи бродили кочевники хазары, жадные до чужого добра. Поэтому князь Буревой приставлял для охраны к купеческим караванам небольшие дружины. Этой небольшой силы хватало, чтобы отбить нападение шайки разбойников. А чтобы хазары не слишком баловали, князь Буревой иногда ходил в степи большим войском. После таких походов хазары затихали на несколько лет.
В это лето ильменские купцы- со л ев ары, которых все кличут варягами, собрались сходить к грекам со своей дружиной. А чтобы добиться от главы