— Мы с тобой ещё поговорим, — обещает Юрий и захлопывает дверь.
Татьяна Грозина
— Не думайте, что я так просто проглочу это, дядя, — говорю я. — Вы оскорбили мою мать, и я требую ду…
— Нет! — рявкает Алексей. — Замолчи. Никаких дуэлей.
Он кладёт руки на мои плечи и смотрит в глаза.
— Прости, Александр. Я приношу извинения от лица рода.
— У тебя нет такого права, — фыркает Юрий.
Алексей не обращает внимания и продолжает:
— Я понимаю, ты хочешь отомстить за оскорбление. Повод для дуэли более чем весомый. Но и ты пойми: мы сейчас не в том положении, чтобы сражаться друг с другом.
Понимаю, что он прав, но как же непросто с этим смириться. Мою мать только что прилюдно назвали шлюхой. И всё, что этот урод получит в ответ — пощёчина⁈
Нет, так не пойдёт. Он ответит. Может быть, не прямо сейчас, но обязательно ответит.
— Я это не забуду, — говорю, вонзая в Юрия взгляд.
— Да мне насрать, — отмахивается тот.
— Очень зря.
Дядя только смеётся. Проходит мимо нас с Алексеем к буфету и с грохотом перебирает стоящие на нём бутылки и чашки.
— Здесь что, нет выпивки?
Выхватив из кармана телефон, он набирает чей-то номер и говорит:
— Виски привези. В ДинаМед на Маяковской. Быстрее!
— Думаешь, сейчас хорошая идея пить? — осторожно спрашивает Виталий.
— Тебя забыл спросить.
Юрий с яростью срывает галстук, бросает его на пол, а сам падает в кресло. Положив руки на подлокотники, он строго смотрит на нас с Алексеем.
— Ну, давайте. Вопросы, возражения. Только в темпе, у нас нет времени мусолить.
— Торопиться некуда, — спокойно говорит Алексей. — Сядем.
Мы вместе подходим и садимся на диван напротив Юрия. Двоюродный дед по пути придерживает меня за плечо. Явно обозначает поддержку и то, что он скорее на моей стороне.
Не могу сказать, действительно ли это так. С Алексеем я ещё ни разу не говорил с глазу на глаз. При этом он всё же проголосовал за принятие нас с мамой в семью.
Виталий, покачав головой, садится в кресло по правую руку от брата. Снимает очки и протирает глаза.
— Итак, — говорит Алексей. — Юра теперь временный глава рода. Я не могу этого отрицать, раз уж Гриша подписал указ.
Юрий хмыкает. Мол, ещё бы.
— Этот вопрос я предлагаю пока что отложить, — продолжает Алексей. — Обсудим статус Александра и Анны.
— Разве здесь есть, что обсуждать? — подаёт голос Виталий.
— А разве нет? — встреваю я.
— Дайте мне закончить! — Алексей повышает голос. — Вы что, все поголовно потеряли уважение к старшим? Вас надо вернуть за школьную скамью и заставить заново учить дворянское право?
— Кое-кто из нас до сих пор школьник, — саркастично замечает Юрий.
— При этом он ведёт себя достойнее вас обоих. Пока ты, Виталя, стоял в стороне, а ты, Юра, размахивал кулаками, он единственный помогал князю. Разве нет?
— Не пристыдишь, не пытайся, — морщится Юрий.
— К делу! — отрезает Алексей. — Итак, Александр утверждает, что Гриша проголосовал за них. Юрий говорит, что это не так. Я не хочу обвинять во лжи никого из вас, так что предлагаю сделать следующее. Временно оставим их статус прежним. Дождёмся, когда князь придёт в себя и узнаем правду.
— А если он всё же скончается? — спрашивает Виталий.
— Тогда и будем решать.
— Нет, дядя, так не пойдёт, — Юрий хлопает ладонью по подлокотнику. — Я не позволю сомневаться в моих словах. Бастард и его мать отныне изгои. Никаких «но».
— Ты уверен? — Алексей прищуривается. — Ты точно слышал, как Григорий сказал «против»?
— Да.
— Слово чести? — саркастично спрашиваю я.
— Слово чести кому? Тебе, грязный бастард?
— Вам бы точно не мешало повторить дворянское право, — я усмехаюсь. — Слово чести даётся вне зависимости от сословия собеседника.
— Поучи меня ещё.
— Знаешь, мне начинает казаться, что он и правда умнее тебя, — замечает Алексей. — Хватит увиливать, Юра. Ты даёшь слово чести?
— Да. Отец сказал «против».
Сволочь. Врёт и не краснеет.
Меня вновь охватывают подозрения. Почему же Юрий так спокойно лжёт? Он действительно рассчитывает, что его сиятельство уже не придёт в себя? Или, скорее, он надеется сделать так, что не придёт?
Не хочу и не могу в это поверить. Неужели он и правда на такое способен?
— Не имею права сомневаться, — холодно говорит Алексей. — Но прошу тебя принять моё предложение, Юра. Семья и так сейчас окажется под ударом. Когда станет известно о состоянии князя, враги попытаются расшатать наше положение. Акции Династии неминуемо упадут. Появится много проблем.
— Я с ними разберусь, — Юрий вяло машет рукой.
— Сам разберёшься? Один?
— Если понадобится.
— Допустим, что так, — с явным недовольством кивает Алексей. — И тем не менее, нам ни к чему ещё один скандал. Изгнание членов рода в любом случае пятно на репутации.
— Наличие таких членов рода, как они — ещё большее пятно.
— Неужели? — спрашиваю я. — По крайней мере, я не прикрываю словом чести заведомую ложь.
— Хочешь сказать, я лгу, бастард⁈
— Конечно. Прямо заявляю об этом.
— Не боишься за это ответить?
— Нет.
— Довольно! — рявкает Алексей. — Вы уже слишком много раз повздорили за сегодня. Юра! Посмотри на меня. Послушай. Ты просто не имеешь морального права так поступить. Если мы объявим их изгоями, это принесёт нам лишь вред.
— Во-первых, кто это «мы»? — сверкая тёмными глазами, спрашивает Юрий. — Изгоями их объявляю Я! Во-вторых, от этого не будет вреда. Если что-то и появится, я разберусь с этим вот так, — он щёлкает пальцами.
— Зря вы так самонадеянны, дядя, — говорю я.
— Тебя не спрашивают.
— Юра, это окончательное слово? — нахмурившись, спрашивает Алексей.
— Да.
— Я понял, — Алексей поднимается. — Ты допускаешь ошибку. И я постараюсь помочь тебе исправить её.
— Как это понимать?
Юрий тоже встаёт, и я следом. Виталий единственный остаётся сидеть.
— Так, что я не согласен с твоим решением, и буду ему противиться. По-доброму, племянник, как любящий тебя дядя, — Алексей улыбается, но эта улыбка похожа на лезвие кинжала.
— Не советую лезть в мои дела.
— Я тебя услышал. Александр, идём. Хочу кое-что сказать тебе наедине.
— Я тоже не собираюсь это терпеть, — говорю я, глядя Юрию в глаза.
— И что ты сделаешь, бастард? Кому будешь жаловаться?
— Жаловаться? Никому. Я буду бороться. До встречи на поле битвы, дядя.
— Смешно слышать от тебя угрозы. Лучше спрячься в нору