Ага, как же, замерзли – держи карман шире. Два обнаруженных десятка фуражиров оказались изрубленными точно так же, как и охранники полона. Опытные воины сказали, что удары саблей – или, скорее, прямым мечом – шли исключительно сверху; и это при том, что в момент нападения фуражиры сидели в седлах. Поневоле можно поверить в огромных, верхом на гигантских конях, мангусов, рубящих вмах несчастных мелких кипчаков и монгол. При этом сила некоторых ударов была такова, что воинов Бату-хана разрубало от макушки до седалища, вместе с седлом и конским хребтом. Субэдей был старым, многое повидавшим воином, но даже ему становилось жутковато при мысли о такой силище. Все понимали, что нечто подобное должно было случиться и с другими пропавшими в урусутских лесах фуражирами, только их тела пока не нашли. По войску, как эпидемия гриппа, начали ходить страшные истории о бесшумных как призраки огромных всадниках на белых конях, которые легко передвигаются по любым буреломам или заносам, потому что копыта их коней, не касаясь земли, ступают прямо по воздуху. И невольно содрогались от мистического ужаса суеверные монголы и кипчаки, боевой дух которых дрогнул перед осознанием могущества этого неведомого загадочного противника.
Впрочем, кони кипчаков и монгол ходить по воздуху не умели, а это значило, что у их хозяев намечаются большие проблемы. Во-первых – буран отнял у Бату-хана и его темников целых три дня. Во-вторых – он сильно ухудшил проходимость дорожных путей (в качестве которых Бату-хан и Субэдей планировали использовать покрытые льдом реки), из-за чего планы зимней кампании против северных княжеств находились под угрозой срыва. Путь для монгольской армии приходилось даже не протаптывать, как это обычно делается в зимний период, а буквально прорывать среди снега, создавая ров с высокими снежными валами по обеим сторонам. Вот бы где пригодились русские полоняники; но их-то мангусы увели в первую очередь, и пришлось соратникам Потрясателя Вселенной самим браться за широкие деревянные лопаты.
При этом монгольские кони из-за глубины снежного покрова потеряли возможность добывать из-под снега прошлогоднюю траву, и их единственным кормом стал конфискуемый в местных селениях фураж. А ведь до них, до селений, надо было еще добраться, и при этом не стать жертвой коварных мангусов, поджидающих несчастных кипчаков и монгол буквально за каждым деревом. Не зря же они наслали на них такой ужасный снегопад и метель – не иначе хотели, чтобы воины Бату-хана вышли из себя и начали от голода и бескормицы междоусобные склоки и ссоры. Из-за особо трудных условий передвижения орда едва ползла. Вместо перехода в тридцать километров в сутки воинство делало семь-восемь километров, и к истокам реки Рановы (притока Прони) вместо двух дней ползло неделю.
Замерзшие зимой реки имели большое значение. Поскольку первые нормальные дороги появятся в этих краях только лет сто спустя (и то стараниями ордынских баскаков), то в качестве средств коммуникации использовались реки. Летом по ним плавали на ладьях, а зимой использовали в качестве санного пути. Если двинуться вниз по течению Рановы, то попадешь к месту ее слияния с Проней, а уже сама Проня впадает в Оку совсем недалеко от Старой Рязани – можно сказать, что там просто рукой подать. Сиди себе в санях, глазей по сторонам на проплывающие мимо по обеим берегам реки вековые боры и изредка попадающиеся на пригорках небольшие деревеньки (половодья-с). Только вот путь этот крайне извилист и в несколько раз длиннее, чем просто проехать по дороге, соединяющей между собой два населенных пункта. А еще среди этих речных меандров легко устраивать засады и готовить прочие неприятности незваным гостям. Ведь и воевали тут зимой тоже на речном льду…
Тем временем потеплело, но захватчикам от этого легче не стало. Днем под ярким солнцем поверхность снега слегка оттаивала, а ночью этот влажный снег смерзался в ледяную корку, режущую не хуже битого стекла. Бату-хан шипел, плевался и всякими другими путями выражал свою ярость, но ускорить движение своего войска не мог. Будто сама эта лесистая и болотистая земля, противная любому честному монголу, тысячами рук хватала за ноги коней и людей, не давая им двигаться дальше. На подходах к истокам Рановы войско Бату-хана среди белого дня воочию увидело своих первых мангусов.
Три сотни* одетых во все белое всадников на высоких конях, едва касающихся копытами поверхности сугробов, бесшумно проехали на виду всего войска вне досягаемости дальности действия монгольских луков. Призрачная рать выглядела грозно и внушала трепет – странные существа непостижимым образом внезапно появились неизвестно откуда, явно собираясь внести существенные коррективы в планы завоевателей. Бату-хан сам увидел их воочию и, будучи неплохим наездником, понял, что даже летом, на поверхности гладкой как стол степи, мощные и длинноногие кони мангусов шутя ушли бы от маленьких лохматых монгольских лошадок. Оценил он и рослые плечистые фигуры чужих воинов, а также их длинные мускулистые руки, под стать которым были и висевшие у седел длинные прямые палаши. Прямое столкновение с мангусами, даже без учета их колдовства, тоже не сулило его воинам ничего хорошего. Им оставалось надеяться только на луки, стрелы из которых за четыреста шагов с легкостью пробивали панцирного всадника; но вскоре стало ясно, что и эти надежды были тщетными.
Примечание авторов: * один рейтарский и два уланских эскадрона бойцовых лилиток основного состава.
Состоявший при нем мерзопакостный Гуюк-хан, злейший враг Бату, постоянно напоминающий о том, что в жизни не все так прекрасно, как хотелось бы, тоже вышел из своего шатра. Увидел белых всадников, он тут же принялся осыпать насмешками командующего западным походом Бату-хана, говоря о том, что тот спокойно смотрит на проезжающих мимо урусутов, как будто он не воин и хан, а старая бессильная баба.
Бату-хан, прищурив и без того узкие глаза, повернулся к беснующемуся Гуюку.
– Если ты не баба, – с предельным равнодушием в голосе сказал он, – то тогда возьми своих телохранителей и привези мне головы этих наглых урусов. В противном случае отправляйся обратно в Каракорум, чистить сапоги своему великому отцу*.
Примечание авторов: * Угэдей, отец Гуюка, был вторым сыном