Иногда Глеб думал о том, что его, возможно, ищут. И, возможно, Милан – это слишком близко от России, стоило бы выбрать место подальше. Как насчет Бразилии или Австралии? Но нет, почему-то он был уверен, что здесь они в безопасности.
И у Валентина, и у его бывшего босса было чем заняться и без него. Они делили бизнес, делили сферы влияния. Никому не нужен был бывший менеджер. Сбежав и спрятавшись, он потерял свою ценность. Его это вполне устраивало.
Ему было для чего теперь жить.
Они вместе с Аделаидой смотрели телесериалы и читали вслух книги. Они гуляли по городу и допоздна сидели в кафешках. Они покупали новую одежду и мебель. Они ни в чем себе не отказывали. И, конечно, они любили друг друга каждую ночь. Каждую ночь – как в первый раз. И каждую ночь – как в последний раз.
И они вели эти глупые разговоры влюбленных.
– Ты меня любишь?
– Да. Я тебя очень люблю. А ты меня любишь?
– Да, очень.
– А ты любишь меня больше всего на свете?
– Да, я люблю тебя больше всего на свете.
– Больше жизни?
– Конечно, я люблю тебя больше жизни.
– Ты боишься меня потерять?
– Что за разговор! Я не могу тебя потерять.
– Мы всегда будем вместе?
– Всегда.
– Всегда-всегда?
– Всегда-всегда.
– А если я заболею и умру?
– Я позову врача, и тебя вылечат.
– А если это будет неизлечимая болезнь?
– Тогда я буду страдать вместе с тобой и застрелюсь у твоей постели после того, как ты умрешь.
– Нет, я не хочу, чтобы ты умирала. Я хочу, чтобы ты жила.
– Тогда не болей.
– Хорошо, не буду.
– Пообещай мне.
– Обещаю.
Небо над Миланом меняло свои краски, как фрески Леонардо под влиянием столетий. Был год, когда небо было синим. Потом оно стало серым. Потом коричневым. Потом красным. Потом черным. Потом снова синим.
Аделаида родила девочку, ее назвали Марией. Они переехали в двухэтажный особняк в престижном районе и были очень счастливы.
Однажды, возвращаясь домой, Глеб увидел своего отца, стоящего на пороге его дома.
– Папа, что ты тут делаешь? – удивился Глеб.
Отец протянул ему руку. В руке были смятые купюры.
– Я ничего не понимаю в этих деньгах. Сосчитай. Мне нужно сто сорок четыре рубля.
Глеб взял деньги. Начал считать. Но оказалось, что это доллары, евро и рубли вперемешку. Нужно было перевести все деньги в одну валюту, чтобы понять, сколько это будет в сумме. Он никак не мог вспомнить курс. Кроме того, среди купюр оказались старые трамвайные билеты и фантики от конфет.
– Папа, я не знаю, сколько здесь, – в отчаянии сказал Глеб.
– Тогда я пошел, – сказал отец.
– Куда? – спросил Глеб.
– На почту. Ты идешь со мной?
Глеб увидел многоэтажное здание с надписью «Почта», стоящее на месте его дома.
– А куда делся мой дом?
– Он там, – сказал отец и снова протянул ему руку, – пойдем.
Глеб взял отца за руку и вошел в распахнувшуюся перед ним дверь.
За дверью была чернота, и лишь где-то вдали мелькало пятно света – что-то вроде солнечного зайчика.
Отца больше не было рядом.
Глеб попытался поймать солнечный зайчик рукой, но он ускользал от него, как будто играя с ним. Потом он ускакал далеко вперед и растворился в бесконечной темноте. Глеб шел вперед, за ним, пока тоже не растворился в той же самой темноте.
Не стало звуков. Не стало движений. Не стало ничего.
Глеб лежал на земле в лужице черной крови и смотрел на небо. Над ним стоял человек в сером костюме. В руке человек сжимал гитарную струну, к концу которой была привязана большая металлическая гайка.
У этого человека были очень большие глаза – он как будто удивлялся чему-то. На самом деле он никогда и ничему не удивлялся.
11:06
Мирон сидел в машине, растерянно крутя в руке мобильный телефон. Куда звонить? Куда идти? Где ему сейчас найти исполнителя, такого, которого не свяжут потом с ним?
Спокойно. Время еще есть. Нужно поехать куда-нибудь, где есть Интернет, и посмотреть тот сайт для поиска работы. Там десятки резюме. Договориться о собеседовании.
Зазвонил телефон. Звонила Хозяйка.
– Как у тебя дела?
Ее голос всегда заставлял его выпрямиться по стойке смирно. Как это у нее получалось? Он не раз смотрел в лицо смерти. Он много раз умирал и убивал. Но когда он слышал голос Хозяйки, у него душа уходила в пятки. Эта женщина пугала его не на шутку – своим холодным умом, своей извращенной фантазией, своей готовностью всегда идти за край. У нее не было никаких моральных
