Но всё было абсолютно бестолково – несмотря на революционные лозунги и «долой войну», требования верховодящих агитаторов, как и простое желание остальных матросов, упиралось в очевидное: «Застряли во льдах, вокруг ледяная пустыня, а обещанного спасения всё нет. Помёрзнем, братцы!»
На остальной эскадре мятежный корабль не поддержали и… это был тупик.
Вскоре наступит протрезвление, и многие из нижних чинов уже молились, чтобы появился обещанный ледокол, и всё разрешилось мирно.
А впереди была ночь, и революционный штаб (громко сказано) на броненосце в лице, кстати сказать, нетрезвых от отчаяния «товарищей», ожидал, «что же предпримет командующий?». И то, что адмирал Рожественский будет крут на расправу, никто не сомневался.
А солнце уже нехотя уползало в воду.
* * *– Время! – известил штурман, колдуя с навигатором. – Двадцать минут.
– Время, – подтвердил Волков, стараясь быть бесстрастным – получалось плохо.
Ещё минуты предполётных проверок и взволнованных напутствий:
– Если неожиданно наткнётесь на интенсивный огонь, сразу уходите…
– Ветер умеренный, ровный…
– Оптимальная высота сброса…
– Постарайтесь с первого раза – эффект неожиданности…
– Навигационная карта архипелага со всеми островами у нас «вбита». По РЛС я его как лишнюю жирную кляксу-железяку однозначно угляжу. Тем более он наверняка сам прожекторами засветится. Даже в тумане, – Шабанов был совершенно флегматичен, словно каждый день вылетал кидаться бомбами-бочками по крейсерам.
– Всё! Время!
А солнце уже нехотя уползало в воду, оставляя за собой багровый горизонт. Вяло слоясь лоскутами, сыростью опускался туман.
Черто́в, накинув куртку, поднялся на мостик. На ют не пошёл: «Там и без меня провожающих хватает. Только лишний драматизм нагонять. Надо показать спокойствие и веру в подчинённых».
Чиркнул. Затянулся: «Последняя на сегодня и… И хрен там! На нервах, один чёрт, ещё за одной потянешься. И всё же… Словно меня всякий раз подводят к этому решению. Чертовщина прямо какая-то. Дожали-таки меня ребята. Вот упыри кровожадные!»
И вдруг с удовлетворением понял, что одобряет и согласен. Что надо не отвечать, а действовать на опережение!
«А и правильно! И поделом козлам. Так и надо! Хотя бы за Престина. Видимо, судьба ему погореть малость. „Бервику“ этому злосчастному».
И кивнул сам себе, утвердившись: «Ещё этот Рожественский. Так до сих пор не ответил. Даже на телеграмму якобы от Авелана. Может, не поверил? Будь ты неладен, Зиновий Петрович». С последней мыслью даже рука дёрнулась в сердцах метнуть окурок.
* * *Процедура взлёта с подвеской отработана – с мостика было хорошо слышно и видно, как вертолёт завис, натягивая стропы, потом взвыл, поднимая груз, отводя стянутую сеткой связку бочек чуть правее.
Затем набирая высоту и скорость, обогнал ледокол по правому борту и стал удаляться, помаргивая огоньком.
Миг – и пилот потушил демаскирующий маячок – машина медленно пропадала в накатывающихся туманных сумерках.
* * *– Расчётное время полёта – пятнадцать минут, – известил Осечкин и заерзал, закопошился в своём кресле, суча руками над приборами.
Шабанов молча щёлкал тумблерами, поглядывая на стрелки показателей.
– Автопилот? – спросил бортинженер и предупредил: – Ты присматривай за ним, он в прошлый раз моргал сбоем.
– Это диод глючит. Работает он. Нормально. Тут и автопилот-то ни к чему. – Тем не менее переключился на связь с «Ямалом», сообщив: – Я борт «три полста», в режиме автопилота. Полёт нормальный.
В ответ прохрипело подтверждение приёма.
Ветер умеренный, немного боковой, но с хвоста. Пилот что-то буркнул удовлетворительное по этому поводу.
На тысячеметровой высоте ночь ясная, безлунная, звездится, а внизу провал темноты – туман.
От полной иллюзии зависания в пространстве спасают приборы и внутреннее ощущение вперемешку с вибрацией машины.
Всего десять-пятнадцать минут подлёта к цели, пока машина выводится по курсовому автопилоту.
Бортинженер весь какой-то дёрганый, ему и эти четверть часа – тянучкой ожидания:
– Что ты об этом думаешь – по поводу швырнуть бочки с горючкой в бронированную железяку? Выгорит это дело?
– По́хрен. Чего-нибудь и выгорит, – усмешка. – У британца на корабле всегда есть чему гореть.
– А я думаю, не наше это дело. Машину, ресурс гонять. Керосин палить. Да и рисковать.
Шабанов не отвечал, подсвечивал себе фонариком, перекладывал какие-то листы, разглядывая.
Потянувшись тоже посмотреть, Осечкин увидел распечатки профиля корабля.
– Это наш подопечный?
– Типа того. Они ж в архитектуре все почти одинаковые. Смотрю, куда лучше нашу зажигательную импровизацию положить.
В ответ послышалось скептическое фырканье:
– Дофига ты с полукилометра да в тумане что-то углядишь. Тут бы вообще накрыть.
– Не ссы, не сложней, чем «духов» по ущельям… Положим в аккурат.
* * *Стучать в дверь вестовой начал деликатно, но командир не отзывался. И матрос, в конце концов, забарабанил, добившись результата – в каюте завозились, что-то упало, послышались какие-то ругательства.
– Сэр, вас срочно вызывают на мостик!
Раздражённый ответ матрос расценил как «иди, я сейчас буду» и потопал обратно.
Командир крейсера «Бервик» кэптен Чарльз Деэ сначала заявился в ходовую рубку, оглядев недобрым взглядом замерших вахтенных. Не увидев старшего помощника, спросил у вахтенного офицера:
– Что случилось? Где все?
– Сэр! – Тот немного озадаченно указал кивком вверх. – Они на мостике, сэр!
Накинув ещё поверх тёплую непромокаемую ветровку, кэптен двинулся на мостик.
– Что случилось? – повторил свой вопрос он уже наверху, ёжась от стылого влажного ветра.
– Мы услышали странный звук… – старпом мотнул головой куда-то влево, спохватился и указал уже более определённо: – Он приближался с норд-оста.
Командир выпятил подбородок, чуть склонившись, дескать – далее.
– Звук исчез! – Старший помощник выглядел виноватым.
Чарльз Деэ красноречиво взглянул на хронометр, тем самым как бы говоря: «Вы меня подняли из-за какого-то пустяка?» И демонстративно выражая недовольство, показал всем спину, двинув на крыло мостика, где была возможность оглядеть корабль вплоть до юта.
Ют мягко терялся в туманной пелене.
Крейсер стоял, отдав носовой якорь. До скальных островов архипелага было не больше полумили. Их тем более уже не было видно. Мазнувший луч прожектора не намного пробил белёсое марево…
«Едва ли на полтора корпуса корабля, – прикинул кэптен, – унылое гиблое место».
* * *– Цель на пятнадцать к весту! – известил Осечкин командира.
– Вижу его на РЛС! – в свою очередь отчитался на ледокол Шабанов. Потянув ручки управления – машина стала набирать высоту, кренясь в вираже.
– Эй, ты куда? – удивился бортинженер. – Цель прямо по курсу!
– Зайдём с наветренной, – терпеливо объяснил пилот, – чтоб эта собака нас чуть позже учуяла. Верней услышала.
– А потолок?
– Не суетись, – обрезал пилот, – всё для того же. Потом быстро спикируем, с горизонталки роняем и дёру.
– Ё-ё-ё! – только смог протянуть прифигевший бортинженер. – А если жахнет раньше времени?
– Оговорено. Рассчитано. Проверено. Не жахнет.
А тем временем «Миль», рассекая морозный воздух, целенаправленно шёл по большому кругу, обходя цель с южной стороны.
* * *– Сэр, – подал голос старший смены сигнальщиков, – тот же звук с зюйда.
Все навострили уши, прислушались.
– Похоже, он самый, – помощник даже обрадовался. – Как… как машина стучит!
– Не пойму, откуда он? – Скепсис командира медленно растворился. Он закрутил головой. – Словно