— Давайте, давайте, проваливайте. Скажите еще спасибо, что она вместо этого корыта судно не принесла… Вот цирк, а?
Подняв глаза, Он увидел ошарашенных доктора и Хильду. — «Да, такого они еще, кажется, ни разу не слышали», — последняя вертела в руках злосчастную миску, не зная куда теперь ее деть. Однозначно можно было сказать одно — это не телевизионный розыгрыш, о чем красноречиво свидетельствовали раны на теле, которые, судя по непрекращающейся боли, были настоящими.
— «Значит, я действительно в больнице. И говорю на немецком, как на родном, а родной вспомнить не могу. Нет, я вообще ничего не понимаю…»
Гнев на все вокруг сменился каким-то нервным спокойствием, которое могло разрушить любое неосторожное слово. И оно тут же последовало.
— Вы вообще помните, что война идет? — непонятно к чему сказал доктор. Подбодрить, наверное, хотел.
От услышанного пациент доктора Хубера тут же залился громким смехом. И это его настроение «радостной истерии» тут же стало передаваться окружающим, особенно сильно отразившись непосредственно на самом докторе, судя по растерянному лицу которого, можно было прийти к выводу, что теперь уже ему самому нужна была медицинская помощь. Причем даже в большей степени, нежели его пациенту.
— Все будет хорошо, вы, главное, не волнуйтесь. Мне надо посоветоваться с коллегами. Хильда, займитесь пациентом, — доктор попятился к двери и очень скоро пропал из поля зрения.
— Да, — протянул Он, немного придя в себя.
Их взгляды неожиданно встретились.
— Он, что, ветеринар?
— Нет, — сдерживая улыбку, произнесла Хильда. — Гинеколог.
— О, нет… Я схожу с ума, а меня лечит какой-то акушер.
Хильда опять улыбнулась — «А она ничего, и не глупа. Хотя молчание не всегда признак ума», — как-то плавно и незаметно Он стал удаляться от нависших проблем.
— «Не все так уж и плохо. Надо на все смотреть с оптимистической точки зрения этого доктора Хубера. Ведь я после всего этого дурдома остался жив и почти невредим».
— «Хотя какой, к черту, оптимизм доктора», — способность здраво мыслить понемногу стала возвращаться к нему. — «Судя по истеричности, он не тот, за кого себя выдает»
— «А вот это-то как раз и необязательно. Одно другому совершенно не мешает, и эти качества спокойно могут уживаться в одном человеке.»
— «О??? Что это со мной? Я, кажется, разговариваю сам с собой… Приехали»
Подняв голову, Он опять натолкнулся взглядом на Хильду. Она по-прежнему стояла возле кровати, словно горничная, ожидающая указаний постояльца.
— Сколько вам лет?
— Восемнадцать.
— Сколько? — недоверчиво переспросил Он.
— Тринадцатого июня будет восемнадцать, — девушка сильно смутилась, но беседа определенно доставляла ей удовольствие.
— Так это совсем скоро.
— Да через три с половиной недели, если быть точной.
— «Бедняжка, она так торопится повзрослеть, что считает часы до совершеннолетия. Глупая, после двадцати так все поскачет, что только и будешь успевать весны считать. А потом осени.»
— «Что-то я захандрил, мне ведь самому только двадцать девять. Хотя это мне там двадцать девять, а здесь сколько? Надеюсь, не пятьдесят два?»
— Хильда, а сколько мне лет?
Этот неожиданный вопрос явно поставил ее в тупик.
— Я хотел спросить, сколько вы мне дадите?
— Ну, я не знаю, лет двадцать пять, — примериваясь, ответила она.
— «Да, с ней все понятно. У нее все взрослые дяди, у кого пушок под носом превратился в щетину».
Хильда протянула небольшое круглое зеркальце, извлеченное из кармашка белоснежного фартука.
— Вы, что, даже не помните, сколько вам лет? — с сочувствием произнесла она.
— Да нет, что вы, конечно помню. Просто… — в следующий момент Он как ужаленный дернулся в сторону. На него из зеркала смотрел совершенно другой человек, нежели тот, кого Он там привык постоянно видеть.
Вся правая сторона его «нового» лица представляла собой один сплошной синяк. Глаз заплыл, а зачесанные назад русые волосы почти полностью скрывала повязка. При более внимательном рассмотрении стало заметно, что лицо было немного вытянутым, губы казались слегка тонковатыми, хотя в целом черты были правильными. На вид смотревшему из отражения зеркала было не больше двадцати двух лет. — «Да, прямо настоящий ариец, которого, правда, переехали трактором»
— Ну и рожа. Неужели это чудовище — Я?
— Вы не волнуйтесь, синяки потом сойдут.
— «Вот это да», — до сих пор не веря в происходящее, Он тупо пялился в зеркало, продолжая щипать себя за щеку.
— Так это правда. Вы действительно не помните, — сейчас она на него смотрела с такой жалостью, с которой обычно смотрят на инвалида, которому на войне оторвало обе ноги вместе с мужским достоинством. От этого ее взгляда ему снова стало не по себе, отчего Он тут же решил переменить тему.
— И много у вас таких симпатичных фройлян в госпитале?
Похоже, это был не самый удачный вопрос, потому что моментально в глазах Хильды Он превратился из несчастного инвалида в блудливого кобеля. И из заботливого ее взгляд вдруг превратился в надменный. — «А она, я смотрю, с характером».
— Со временем вы сами обо всем узнаете, — холодно ответила Хильда и, повернувшись, собралась уходить.
— Постойте. Я не это имел в виду.
— Неужели? — Теперь сарказм звучал из ее уст.
— Скажите, а этот доктор, как его там?
— Хубер, доктор Хубер.
— Да, этот ваш Хубер он, что, единственное медицинское светило на всю округу?
— Нет, всего их четверо, но доктора Штроссмаера неделю назад отозвали на Восточный фронт. Доктор Штанцль на выезде в Алансоне, а у доктора Коха обострение язвы. Он, кстати, и есть начальник госпиталя. Поэтому доктору Хуберу приходится во всем самому разбираться, — скороговоркой докладывала Хильда. — Он к нам прибыл полгода назад из Франкфурта-на-Одере. Там у него была своя частная практика. Стране сейчас очень не хватает врачей, и он попал под мобилизацию. А вы бывали когда-нибудь во Франкфурте?
— Не помню.
Хильда едва заметно улыбнулась.
— Вообще-то он человек хороший. Только уж слишком становится ранимым, когда не может помочь людям.
— Это я уже успел заметить. Скажите, Хильда, а эти двое, которые вроде как потом должны появиться в госпитале, они тоже врачи по этой части?
— Нет, они очень хорошие военные хирурги. Вообще-то мы не совсем госпиталь, так, небольшая медчасть. Сами себя в шутку мы называем ППП — передвижной перевязочный пункт. Здесь боевых действий никогда не было. И, скорее всего, не будет. Так что я вообще не понимаю, зачем мы здесь.
— «Знала бы ты, как ошибаешься», — почему-то с сожалением констатировал Он.
— Ну как зачем? Меня вон от верной гибели спасли. Оказали, так сказать, гинекологическую помощь.
— Вы все шутите.
В приоткрытую дверь просунулось конопатое лицо со взъерошенными, огненно-рыжими волосами, в котором, благодаря больничному халату, легко было узнать постояльца местного заведения.
— Хильда, где ты ходишь? Тебя фрау Майлендер везде ищет.
— А кто такая эта фрау Майлендер?
— Это наша сестра-хозяйка.
И