— Ишь… И что ж ему Перун подарил-то?
— Перун.
— Да я понял, что Перун. А подарил-то что?
— Перун и подарил. Перун подарил перун — что неясного? — насмешливо оскалился Яромир. — Оружие божественное, перуном именуемое, молнии мечущее, громом гремящее. К твоему просветлению, «перун» на иных языках как раз и значит «молния». Или «гром».
— А как же он сам-то остался? — раскрыл рот Иван. — Без оружия?!
— Ну, у него, видно, их несколько было, — дернул мохнатым ухом Яромир. — Кто его знает? Я за что купил, за то и продаю — сам не видал, врать не стану… В кумирнях видал идолы Перуна с мечом, с секирой, с луком… с копьем один раз было… а вот этого самого перуна волшебного не случалось — как он выглядит, не знаю… Рассказывали, вроде такой молоточек крестовидный…
Иван озадаченно морщил лоб. Он сам, воспитанный в вере православной, о языческих моленьях знал немного — чай, уж двести лет минуло, как князь Владимир Русь в христову веру обернул. Княжич только то и слышал, что кое-где по лесам еще стоят древние капища, ютятся в отдаленных местах волхвы с ведунами, прячась от церковных костров, живут в некоторых селениях последние приверженцы старой веры… А вот встречаться с ними доселе не доводилось…
Ну вот, теперь довелось.
— А нынче где ж тот перун? — заинтересовался Иван.
— Пожалуй, одни только рожаницы знают… Воды с тех пор много утекло. Курган Гороха за Двиной, в Кащеевом Царстве — а перун Перуна, видно, с ним и похоронили… Да только тебе от него проку не будет — чтоб им владеть, нужно и самому хоть вполовину богом быть… Ладно, не о перуне у нас тут речь. Значит, жил много времени спустя в Гороховом Царстве великий хоробр — Еруслан Лазаревич, сын Лазаря и Епистимии. Он же Уруслан Залазарович. Или попросту Руслан — давно было, никто не помнит, всяк по-своему произносит. Хотя не так уж и давно, если по чести — всего пять веков минуло, как помер. При нем правил царь Картаус… или Киркоус — бес уж его знает, меня там не было… И вот однова напали на его царство кащеевы татаровья во главе с ханом своим — Даниилом Белым. Царство все разорили, многих людей убили, а самого Картауса и Лазаря, отца Еруслана, ослепили и бросили в темницу. Отправился тогда Еруслан искать средство вернуть им зрение…
— Воду живую? — догадался Иван.
— Точно, воду, — кивнул Яромир. — Долго Еруслан странствовал, много всякого повидал, даже добыл себе крылатого коня-раши по прозванию Орощ… Встретил старого ведуна — тот ему рассказал, что родник с живой водой есть в городе Щетин, у вольного лесного царя-колдуна, прозываемого Огненный Щит, Пламенное Копье. На восьминогом коне тот царь разъезжал, в огне не горел, в воде не тонул. Указал старик и путь до его земель. Отправился Еруслан туда — ехал-ехал, выехал на поле боя. Великое побоище на том месте случилось, немало народу полегло. И лежала там среди костей громадная человеческая голова — живая и говорящая. При жизни того великана-богатыря звали Росланей, сын болгарского царя Прохора. Ростом он был десяти сажен с гаком — человека мог двумя пальцами поднять, точно крысу какую. Зато его брат Черномор родился горбатым карликом-уродцем с длиннющей бородой и занимался всякими чародействами. Иные говорят, что он и вовсе человеком не был — горные карлы Каменного Пояса злую шутку сыграли, еще в колыбели царевича своим младенцем подменили. Вместе эти двое добыли на острове Буяне меч-кладенец Самосек, а потом воевали с царем Огненным Щитом — он ихнего отца убил, царя Прохора. На том самом месте, куда Еруслан приехал, их рати и бились — многие тысячи там полегли, с обеих сторон. Но победил все же царь Огненный Щит, убил Росланея, голову ему отсек. А после битвы Черномор голову побратима оживил, и под ней Самосек спрятал — знать, самому не по руке был. Известно, чародеи с таким оружием не в ладах… да и горные карлы тоже. Ну, Росланей Еруслану-то меч и отдал — с уговором, что тот за него отомстит, Огненного Щита убьет.
— О! — оживился Иван. — Наконец-то до самого важного дошел! И хороший меч?
— Хороший, хороший. Надежный. Еруслан тем мечом с Кащеем бился — и жив остался, своими ногами ушел!
— А Кащей?
— И Кащей тоже, конечно. То ли не слышал, что он доселева в своем дворце сидит, над златой горой чахнет? Но знаешь, схватиться с Кащеем Бессмертным вничью… Это немалого стоит — таких хоробров на Руси пальцами считано… Ну и Огненного Щита Еруслан тоже потом победил — Росланей ему рассказал, в чем у этого колдуна секрет. Правда, к тому времени поздно уже было, царь Картаус помереть успел. Еруслан Лазаревич тогда на его дочери-царевне женился, да и стал сам царствовать. Вот такая история.
— А Самосек?..
— А Самосек он незадолго до смерти схоронил в месте заветном — ждать нового хозяина. Мне-то он ни к чему, я этой ржавчиной особо не пользуюсь — а вот тебе, думаю, как раз по руке будет… О, а вот как раз и это место! Слезай, дальше ногами пойдем.
Иван торопливо соскочил на землю. У Яромира явственно заскрипели кости — волк кувыркнулся через голову и поднялся на задние лапы, становясь человеком. Шерсть вновь обернулась одеждой, вместо колючего репья на поясе закачался тяжелый кошель.
Нетрудно было догадаться, почему оборотень предпочел принять двуногое обличье — в этом месте чаща стала такой густой, что ветви превратились в сплошную колючую стену. Попытавшись продраться в образе волка, он непременно растерял бы добрую толику того роскошного меха, коим так гордился.
— Дай-ка топорик, — протянул руку он.
— Какой?..
— Там, в котоме.
Прорубиться сквозь этот лесной заслон оказалось не так-то легко. Вековые ели словно сопротивлялись непрошеным гостям, явившимся похитить хранимое сокровище.
— Я ноговицы порвал… — виновато сообщил Иван, с трудом отцепляясь от колючей ветки.
— Бывает… — не проявил интереса Яромир.
— И рукав порвал…
— Ну а я тебе что сделаю? Среди волколаков портных нема.
— И плечо оцарапал…
— Мне тебе что — подуть, чтоб не болело? — хмыкнул Яромир, даже не оборачиваясь. — Терпи, уже почти пришли… а вот и он, родимый!
Иван сразу позабыл о всех невзгодах. Посреди чащи открылась крохотная полянка, заросшая изумрудной травой. Перед деревьями словно провели невидимую черту — по такому ровнехонькому кругу они росли.
А в самом центре покоился огромный серый камень — и из него торчала рукоять меча. Легендарный