И на тебе! Челядь вовсе не поспешила убраться с дороги — наоборот, безмолвно скрестила бердыши перед его носом. Их оказалось гораздо, гораздо больше, чем он предполагал дома… Молодой хоробр сумел-таки зарубить пару татаровьев, но остальные молча скрутили его и передали дворцовым стражам — дивиям. А уже эти доставили к своему повелителю.

И тот, разумеется, даже не собирался сходиться с Игорем в героическом двобое. А тем паче — позволить себя убить.

Нет, Кащей Бессмертный рассматривал князя, словно какое-то мелкое насекомое.

— Нелюдь поганая!!! — взревел Игорь, не выдержав этого равнодушного взгляда.

Он изо всех сил дернулся и сумел-таки высвободить руки из мертвой хватки дивиев — те не ожидали столь внезапного рывка. Молодой князь одним прыжком подлетел к трону, и на горле сомкнулась могучая рука.

Только вот горло принадлежало Игорю, а рука — Кащею.

— Хр-р-р… — невнятно пробулькал полузадушенный хоробр, с ужасом ощущая, как тощий старик без видимого труда поднимает его над полом.

Кащей выпрямился во весь рост, держа своего гостя, как кот крысу. Пальцы, похожие на голые костяшки, неохотно разжались, и Игорь брякнулся на пол, растирая горло. Приложи Кащей чуть больше усилий, он просто оторвал бы ему голову голыми руками, и оба это прекрасно понимали.

— Встань, князь. — Старик пихнул корчащегося юношу носком черевика. — Негоже владыке целого города в пыли валяться. Не по чину. К тому же пол чистый, а вот ты — не очень. Через болото шел?

— Через болото… — стыдливо признался Игорь.

Костяной Дворец расположился так, что даже просто подойти к нему удается далеко не каждому. С полуночи сплошь глухие вековечные леса, соваться в которые молодой князь побоялся — говорят, тамошние лешие куда крупнее и злее привычных лесовиков тиборских рощ. И с Кащеем в большой дружбе — незваного гостя не пропустят.

Подобраться с заката оказалось и того труднее — эта сторона обращена как раз к обжитым землям, к Святой Руси, и там у Кащея сплошь кордоны. Татаровьины, дивии, псоглавцы и, говорят, еще кое-кто похуже…

Поэтому князь обошел Кащеево Царство по большой дуге и явился в цитадель с полуденной стороны, едва не попав в плен к людоящерам и чуть не утонув в болоте… но все-таки дошел.

Хотя лучше бы не дошел.

— Я не желаю тебе худа, князь, — холодно сказал Кащей. — Вижу, что явился ты не просто ради свершения подвига — судя по твоему гневу, я чем-то тебя сильно обидел. Может, скажешь, чем? Не припоминаю, чтобы в последние годы я вредил Тиборскому княжеству…

— Издеваешься, да?! — скрежетнул зубами Игорь. Натренированная рука привычно потянулась к поясу, ища рукоять меча. — Верни мне жену, нелюдь!

— Кого-кого? — по-прежнему равнодушно осведомился Кащей.

Но теперь это было уже какое-то удивленное равнодушие — Игорю даже показалось на миг, что в голосе жуткого старика скользнули человеческие нотки.

Конечно, на самом деле такого быть не могло — все знают, что Кащей-Ядун на диво бездушен и бессердечен, чувства и страсти ему воистину неведомы. Никто и никогда не видел, чтобы он хоть единожды улыбнулся — пусть бы даже зловредно.

— Вот уже два века княжества русские и царство твое бок о бок живут, не враждуют, — с огромным трудом подавил гнев Игорь. — Зачем же ты, царь, бесчинства учиняешь?! Зачем у князя Ратичского честную супругу умыкнул?!

Игорю пришлось проглотить всю гордость без остатка, чтобы произнести такие слова. Никто на Руси не признавал Кащея Бессмертного царем, а его поганые земли, населенные татаровьинами, псоглавцами и людоящерами, — царством.

Хотя и прийти к нему, чтобы в лицо заявить, кто он на самом деле такой, духу ни у кого не хватало. Да, примерно раз в три-четыре года кто-нибудь непременно заводил разговор о том, что не дело, мол, терпеть по соседству такое непотребство, пора уж наконец укорот Кащею дать. Но дальше разговоров никогда не заходило — большинство князей придерживались разумной политики «коли не ковырять, так не особо и пахнет».

Да и сам Игорь уже несколько лет княжит в городе, расположенном фактически на границе с Кащеевым Царством, но до этой осени даже не помышлял о том, чтобы идти в Костяной Дворец походом.

Нет, бывало, конечно, иногда — все-таки двадцать пять едва-едва стукнуло, кровь молодая еще вовсю играет. Порой перепивал Игорь меду хмельного, да вина зеленого, и начинал хвастаться перед дружками-приятелями, что вот, мол, как-нибудь соберется, да и пойдет с Кащеем ратоборствовать. А те знай поддакивали, да княжеское угощение за обе щеки наворачивали. Ясное дело, все наперебой кричали, что тоже с ним пойдут, помогут стражу Кащееву по кустам разгонять.

Только дружки тем и отличаются от друзей, что хороши лишь на пиру, да в веселье. А как до дела доходит, тут их и след простыл.

Но, конечно, Игорь Берендеич так и ограничился бы пьяным хвастовством, не случись страшное. Жена его, Василиса, дочерь покойного боярина Патрикея, Прекрасная да Премудрая, пропала невесть куда. А ведь еще месяц медовый не до конца закончился! Игорь только-только начал во вкус входить! И нате — пропала посреди ночи, прямо из своей горницы…

Как же клял себя Игорь, что впервые со дня свадьбы оставил молодую жену одну! Как же проклинал воеводу, уговорившего его поехать на ночную охоту — боевой дух-де в дружине поднять, а то они уже ворчать начали, что князь не о ратных делах думает, а лишь о бабе своей златокудрой! Чуть не зарубил сгоряча полководца.

Следов никаких не отыскали. У дверей Василисиных покоев всю ночь простояли двое стражей — самые верные, самые надежные, самые могучие и самые… пожилые. Игорь сам лично отобрал двух богатырей из числа тех, что о женских утехах и думать позабыли — естество мужское уже и рогатиной не подымешь.

Упаси Господи — в любимой жене он не сомневался нисколько! А вот во всех остальных — очень даже. Будь Василиса не его супругой, а чужой, так он бы княжеский венец отдал за то, чтоб ее умыкнуть. Недаром же ее Прекрасной прозвали…

Кустодии[3] ничего не заметили. Чернавка, в Василисиной светлице почивавшая, так и проспала всю ночь без задних ног. Только и обнаружили, что распахнутое окно, да височное кольцо на подоконнике. И капельку крови на нем — видно, Василиса успела в последний миг его выдернуть, весточку мужу оставить.

А вот о ком та весточка, кто похититель — поди разгадай…

Ан разгадали все ж таки. Брат Василисы, Кирилл-Грамотей, покумекал, да и смекнул, что ни один человек не сумел бы уволочь Василису аж из верхней светлицы терема в пять этажей. Да еще так, что никто не проснулся. Чай, не колечко украл, не шапку — женщину живую! А Василиса хоть ростом и невысока, да и станом стройна, но в