— Отскочи, ученичок!

Командир залезает в свой «жигуль» и резво стартует, будто у него гоночный болид, а не видавшая виды жестянка.

Странно, ни во что не врезается…

…Врезается через несколько часов — уже под вечер. Приехал на семейную дачу, на ту самую, где два дня назад… он бьёт головой о руль, трижды просигналив о своём прибытии, и застывает на некоторое время. То обстоятельство, что машина, пробив кусты рябины, со скрежетом воткнулась в стальную ограду, его не беспокоит; это, собственно, его ограда, его дом. Хорошо, скорость была скромная: посёлок расположен на горке, не разгонишься. Впрочем, чужой оказался бы дом — тоже плевать… Он вылезает из салона, бросив на пассажирском сиденье и табельное оружие, и служебное удостоверение.

Главное, бутылка водки при нём, это, согласитесь, и впрямь сегодня главное.

Бутылка вряд ли следующая по счёту (после морга), и даже вряд ли из первой партии. Скорее, из нового ящика.

А перед поездкой на дачу он побывал в московской квартире… Ещё одно тяжкое воспоминание.

Забыть!

Оказалось, старший сын ждал его дома. Московский дворик возле Цветного бульвара, центр города. Отсюда удобно пешком ходить в Главк… было удобно… А юноша сбежал из Долгопрудного, где едва начал учиться в МФТИ (факультет радиотехники и кибернетики) и где поселился в одной из многочисленных общаг. Родители предлагали ему снять где-нибудь там непритязательную квартирку, — нет, не захотел отрываться от коллектива.

Сын сидел на лестнице, в квартиру даже не заходил. За спиной — любимый рюкзачок, распухший от вещей, словно человек в поход собрался.

Закричал сразу, как увидел отца:

— Где ты был, когда их убивали?

Тот выронил пакет. Часть бутылок разбилась, пахучий ручеёк побежал по ступенькам.

— Во Владикавказе. Сегодня вернулся.

— Зачем сегодня, если можно через месяц?

— Как сообщили, так и вернулся… Пойдём в квартиру, весь дом слышит.

— Да насрать на твой дом! Не смог их защитить, товарищ супермен! Всё из-за тебя, из-за твоей работы!

— Малыш… мальчик мой…

— Не дотрагивайся до меня! Помнишь, мать тебе говорила? Я своими ушами слышал. Она говорила, когда кто-нибудь из нас умрёт, ты обязательно будешь в командировке. Ну, вот и… Надеюсь, хотя бы мир спас.

Юноша побежал вниз, грохоча кожаными берцами, а мужчина даже не пытался его задержать. Грохнула дверь подъезда — как взрыв…

Всё, прожито и забыто.

Человек, бросив свой «жигуль», бредёт по посёлку вниз по улице. Чтоб добраться до озера, надо спуститься и — желательно — сохранить равновесие. Очередной глоток ему в этом помогает. Из-за заборов на него смотрят.

— Пойду скупаюсь, — машет он рукой.

— Вода ж холодная, — протестует кто-то смелый.

— Нормально. Эт-ты в Подкумке ещё не плавал.

— Остановите его кто-нибудь, — голосит женщина с добрым сердцем.

— Отставить! Вода чистая, офицер должен быть чистым!

— Ты бы хоть не пил…

— Согласен, — признаёт свою ошибку «офицер», доставая из кармана пиджака новую ёмкость. — Надо меньше пить…

Он спускается до пляжа, повторяя эту незатейливую мысль: «Надо меньше пить… Надо меньше пить…»

Раздевается, одежду аккуратно складывает.

Посёлок расположен на так называемой другой стороне водохранилища, дальней от Москвы. Неподалёку, например, известное товарищество «Авион», построенное и заселённое лётными пенсионерами и их родственниками. На «другой стороне» не найдёшь жлобских дворцов и усадеб с вертолётными площадками, нет здесь и пансионатов с медсёстрами (и медбратами), которые оказывают эскорт-услуги, здесь всегда жили и будут жить обычные советские люди.

Обычные люди, может, и рады бы вмешаться, да что-то им мешает. Возможно, абсолютная уверенность, с которой действует слетевший с катушек дачник.

Он раз плеснулся — вылез, обтёрся тельняшкой. Два плеснулся — вылез. К водочке не забыл приложиться. Снова в воду… И так всё это обыденно, что люди успокаиваются. Вода и вправду холоднющая, мужик быстро протрезвеет, думают они, теряя к происходящему интерес.

Лишь через пару часов, когда горе-пловец пропал, была поднята тревога.

Одежда — на берегу, пистолет и документы — в машине, а человека нет…

Пока спасателей подняли, пока они раскачивались, прошло ещё несколько часов. Так что утопленника не нашли. То ли спьяну «переплыть море» вздумал, захлебнулся и не всплыл. То ли с русалкой познакомился — взамен потерянной супруги… И через трое суток не нашли. Течение в Истре быстрое, могло далеко утащить. До Москвы-реки вряд ли, но далеко могло, факт. Поиски ещё долго не прекращали, повинуясь просьбам с Петровки, но, ребята, всему есть предел, даже вечной памяти…

Мало того, сын утонувшего офицера тоже пропадает, так и не возвращается домой. На Цветном бульваре его больше не видели. В МФТИ не показывается, бросил учёбу, толком не начав её. Опера расспросили соседей по лестнице (от них и узнали о скандале в тот день, когда их шеф ездил в морг), потом неделю искали парня по городу. Вроде бы его видели на рынке — грузчиком работал. Наркоманы говорят — ширялся в какой-то мутной компании, но это не точно. Таджики помнят, как он шаурмой торговал, но это ж таджики… Короче, там видели, сям видели, и при том — не ухватить, не вычислить. Говорят, уехал в Воронеж. Или в Соликамск (это ведь где-то рядом?). Другие слышали, будто собирался в Белгород, а про Воронеж или Соликамск — туфта. Третьи уверены, мол, рванул на Украину, в мир дикого хохлятского Запада.

Вот так вот, не выдержав утраты, мгновенно и пугающе просто без вести пропадают два близких друг другу человека. Была большая счастливая семья — нет семьи…