- Но откуда, же мы можем знать: что есть добро, а что зло? Ведь понятия эти относительны. То, что для одних есть зло, для других – благо.
- Скажите, вы когда-нибудь подходили близко к пропасти? Чем ближе вы к ней подходите, тем сильнее она вас притягивает. Вот так и грехи наши, один грех притягивает другой. К концу жизни мы обрастаем ими, как гнилой продукт плесенью. Вы задали очень трудный вопрос, и чтобы на него ответить потребуется не один день, и не одна ночь. Сегодня я устал, и если вы не возражаете, мы поговорим на эту тему завтра. Если хотите, вы можете у меня переночевать; время позднее, а вы наверняка устали, - священник с сочувствием посмотрел на гостя.
Ильин сидел, потупив глаза. Что-то жалкое было во всем его облике.
- Мне некуда идти, - еле слышно проговорил он, еще ниже склонив голову. Извините меня, но я обманул вас. Я не врач. Меня действительно зовут Василий Иванович Ильин, все остальное мною придумано.
- Что с вами? Вы не здоровы?
- Недавно я похоронил жену, она долго болела, и после операции умерла. Квартиру пришлось продать, для лечения нужны были деньги. Работу я потерял год назад, в наше время многие теряют работу. Мне пятьдесят лет, и я никому не нужен. К сожалению, детей у нас нет. Я остался один, без семьи, без работы, без дома. Я унижен, уничтожен, растоптан, и, вы правы, я болен.
Василий Иванович сидел, закрыв лицо руками. Рыдания с хрипом вырывались из его широкой груди. Этот взрослый, крупный человек сейчас казался священнику слабым, обиженным ребенком, но чтобы его успокоить, нужно было что-то большее, чем слова утешения.
- Вы сейчас очень расстроены, Василий Иванович, - тихо проговорил отец Алексий. - Пойдемте со мной.
Гость покорно встал, пряча заплаканное лицо, и пошел за отцом Алексием. Они вошли в маленькую комнату, в которой кроме кровати и письменного стола ничего не было. В углу над кроватью висела старинная икона Девы Марии с младенцем. Горела лампада.
- Василий Иванович, постарайтесь заснуть. Я знаю, сейчас вас утешить почти невозможно. Но, я также знаю, что Утешитель, которого нам послал Христос, находится в каждом из нас, - сказал священник. - Сейчас вам больно и нестерпимо страшно. Вам нужно убежище, и я предлагаю его вам. Вам нужен душевный покой, со временем и он у вас будет. Бог не оставит вас, только позовите его, найдите его в своем сердце, - сказал отец Алексий и, прочитав молитву, тихо удалился».
Глава 5
«…Почти каждую ночь мне снится один и тот же сон: я – огромный снежный ком, качусь с высокой снежной горы, вбирая в себя все больше и больше снега. Но у подножия горы торчит коряга, и каждую ночь я разбиваюсь об нее.
Вот уже несколько месяцев меня, Николая Егорова, следователя, отца семейства не покидает дикое желание умереть. Жизнь моя зашла в тупик. Потерялся главный источник жизни – ее смысл. Сначала я думал, что эта хандра пройдет. Даже пытался пить, но за весельем наступало похмелье, а затем пустота…»
- Милый, что ты читаешь?
Иван оторвался от дневника, и взглянул на жену. Маша смотрела на него большими ясными глазами, в которых светилась нежность.
- Звонила Лена, просила к ней зайти. Плохо ей, Иван. Тоска по Коле. Может, пригласим ее с девочками к нам? Пусть поживет с нами, пока ей не станет легче.
Прошло уже три недели после той страшной ночи, а боль все не отпускала ни Лену, ни Ивана, ни Марию. Маша относилась к Ивану особенно бережно в последнее время, она страшно боялась за него, хотя тщательно это скрывала.
«Глупышка, неужели она думает, что и я на такое способен?»- подумал Иван.
- Нет, Машенька, я думаю, что Лене с нами будет не легче. Да и мать к ней собиралась переехать. Ты сходи к Лене, скажи, что я скоро зайду.
Маша с тревогой заглянула в его глаза, словно желая увидеть в них то, что и ему подчас трудно было разглядеть в самом себе. «То-то и оно, мне бы в Колины глаза загля-нуть. Смотрел и не видел. Вот и потерял друга».
За Машей захлопнулась дверь, и вновь Иван погрузился в то темное, что увело от них Николая.
“… Я уже точно не помню, с чего все началось. Мне кажется, что прошла целая вечность с того времени. Может с той первой “зелененькой”, которую мне сунул молодой “супермен”… Лихие ребята - эти новые русские! Молоко на губах не обсохло, а такими делами ворочают. Ничего святого за душой… Батя велел их охранять. Так я стал телохранителем. Слово то, какое - “хранитель тела”…Правда, за это они платили большие деньги. Ленке очень нравилась такая жизнь: тряпки, рестораны. А мне… Деньги, баксы - вот то зло, которое отняло у меня честь офицера, любовь к людям, убило меня самого. Тогда я этого еще не знал, не понимал, что один Егоров умирает, а ему на смену приходит новый, ненавидящий вся и всех Егоров, и что его окружают такие же, как он новые Егоровы, не имеющие ни души, ни сердца. Мы не заметили, как превратились в биомашины. Подумать только, что вначале мне это даже нравилось! Появился какой-то нездоровый азарт. Но потом возникла эта тоска, которая больше не покидала меня, ни на минуту…”
Глава 6
«Ровно в восемь утра Марья Михайловна, немолодая, тихая женщина открыла входную дверь. Она всегда приходила в одно и то же время. Свою работу она выполняла аккуратно, стараясь издавать как можно меньше шума.
Священник давно встал. Он вышел ей на встречу, приветливо улыбаясь.
- Марья Михайловна, здравствуйте. Как ваш сын?
- Спасибо, батюшка. Сегодня он спал лучше, и все благодаря вам. Помогает лекарство, что вы нам дали. Совсем пропали бы мы с Васенькой без вас.
Васенька был ее единственным сыночком, ее смыслом в жизни. Но случилась беда: десять лет