Изначально гедонисты все. Ребенок сначала гедонист, а потом его чему-то учат.
А теперь представьте, что нам предлагают выкинуть.
Но только эта третья, самая странная партия всерьез спрашивает о «смысле жизни». У первых двух нет вопроса, потому что есть ответ. Напомню, вопрос о смысле жизни – вопрос о предельных редукциях и главных параметрах оптимизации. Но это уже есть в мотивационном блоке – и всегда было. Ответ уже в вас, его можно выписать на бумажке. Не стесняйтесь. Просто пишите, что вы хотите. Десять пунктов, сто. Можно тысячу, но это уже излишнее внимание к деталям.
Касательно третьей партии: ее дело представляется, во-первых, безнравственным, во-вторых, безнадежным. Первое обстоятельство всего лишь замечание на полях (вы же не будете игнорировать убийцу потому, что его дело безнравственно?). Второе обстоятельство важнее.
Откуда безнравственность? Проповедь – тоже услуга, с той разницей, что ее не всегда заказывают. Но любой, что-то предлагающий людям, должен исходить из их блага. При этом, что считать благом, решают они. Если вы предлагаете людям «смысл» наперекор мотивации психики, вы предлагаете им – давайте честно! – вероятно, больше боли и страданий, чем у них уже есть. Если бы это было честным предложением – кто бы согласился? Обычно это товар, который либо навязывают («враги народа будут расстреляны»), либо приукрашивают («праведникам воздастся на небесах»).
Важнее, что у них не получится. Можно предложить, чтобы люди жили ради чего угодно. Например, чтобы по средам одеваться в зеленое и сжигать ценные вещи, ибо в этом истина. Были и более странные идеи, и кто-то их разделял. Сказать можно что угодно, даже найти тех, кто это повторит. Но если первое сообщество оптимизировано по параметрам адаптации, а второе – по параметрам, взятым от фонаря, второе перестанет существовать, если они как-то соприкасаются. Мы не знаем, будет это военное поражение, разруха или тихая измена модели, как при окончании СССР. Можно вообразить утопию кайфа, даже плохо совместимую с жизнью – она будет умирать, но подпитываться новыми сторонниками извне. Утопия безрадостных идеалов, хуже совместимая с жизнью, чем общество, построенное на канализировании частных страстей в максимизацию общего знания (как обычно и построено общество), обречена. История сект и коммун это подтверждает. В долгосроке выживает лишь то, что максимизирует знания лучше, чем по соседству.
Мы пришли к тавтологии «вы хотите того, чего вы хотите, и это все». Но сейчас у нас индульгенция, с которой можно двигаться дальше. Давайте уточним определение.
Смысл вашей жизни – лишь то, что вы уже хотите, при условии что это возможно.
И не надо спасать мир. Он как-то спасался и без нас. Более того, все, что эволюция «хочет» от живых существ, – чтобы они хотели того, что они уже хотят. На этом процесс шел несколько миллиардов лет, если брать биологическую эволюцию, и уже какое-то время – если брать культурную. Если мир будет на грани гибели, я бы ставил на то, что кому-то очень захочется его спасти. А через силу – не надо. Биоценоз не нуждается в самоотречении ежиков. Все, что ежики должны делать на благо леса, им уже сообщили при рождении.
Глава 3
Конец света нам понравится
Знание и пустота. – Термостат разумный. – Сингулярность или как? – Ради чего все? – Счастье без посредников. – Программа, познавшая себя. – Когнитивный коллапс Вселенной.
Есть разные определения, что такое «развитие» и «прогресс». Например, такое: движение в сторону большей разнородности и связности от однородности и бессвязности. На протяжении миллиардов лет так и было, изредка прерывалось катастрофами, но их можно считать случайностью и коррекцией к основному тренду.
Я назвал бы это развитием знания. Так проще, и в каком-то смысле это тавтология. Больше развиваться во Вселенной просто нечему (мы помним, что у нас очень широкое определение знания). Переиначивая Демокрита – есть только знание и пустота.
Говорят еще, есть какие-то атомы. Но кто их видел до того, как знание доросло до этой модели? Предметность творит свою объектность: нет Столетней войны, если у вас нет истории, и даже Камчатка возникает благодаря географии, а не наоборот, не говоря уже про отношение Юпитера к астрономии. У медведей нет географии и, соответственно, нет Камчатки. Но можно не добираться до медведей – у дикарей с Камчаткой будут те же проблемы. Чтобы в моем мире появился объект, должно появиться место, куда его положить. Чтобы разобраться с достаточно крупным полуостровом, начать придется с основ географии… Это не самая очевидная тема, но философы (эпистемологи, методологи) понимают, о чем речь.
Как писал Грегори Бейтсон, есть плерома и креатура. Плерома – это те самые атомы, мертвое и скучное. Креатура – это то, где уместно употребить слово «информация». Как только появляется информация, у Бейтсона сразу же появляется разум как то, что с ней работает. Да, у него очень широкое определение разума. Если при описании работы термостата уместно употреблять слово «информация», значит, термостат разумен. Считать, что Бейтсон сошел с ума, непродуктивно – о словах не спорят, а договариваются. Он вот договорился сам с собой таким образом. Но мы отвлеклись.
Давайте уточним, о чем я уже договорился сам с собой. Хотя точнее сказать – выбрал из онтологий, существующих в культуре, ту, что счел наилучшей и подходящей себе.
Обычно считается, что знание – это как бы информация улучшенной категории, высшего сорта. Термометр что-то показывает – это информация. А в учебнике уже знания. Так разговаривают на естественном языке.
Но если знание занимает в онтологии центральное место, там немного по-другому. Нет информации самой по себе. Нельзя сказать, что это автономная вещь, или свойство, или процесс. Следы в лесу – это информация или нет? А смотря для кого. Для меня, городского жителя, – нет. Для охотника – да. Для собаки – тоже информация, но другая. Будет ли информацией газета для не умеющего читать? А для того, в чьем мире нет понятия газеты? Будет лишь обертка, и то при условии, что в его мире есть понятие обертки.
Есть здесь информация или нет, зависит от принимающей сигнал стороны. А ее способности к восприятию определяются ее программами взаимодействия с миром. Иными словами, есть здесь информация или нет – решается знанием. Именно оно первично. Это печка, от которой мы пляшем, и эта печка со временем задает все больше жару.
Это и есть для нас «эволюция». С самого начала она идет направленно, знание возрастает. Мы видим это эмпирически, и это же следует из определения.
Напомним, знание адаптирует.
А значит, если вынести за скобки катастрофическую случайность, должно только возрастать. Катастрофы были, но чтобы самым общим трендом было уменьшение