– Нет, Стыд, отрицательно окрашенное чувство, объектом которого является какой-либо поступок или качество субъекта, разделить не удается. Он либо есть, либо его нет. Слишком древний рудимент, доставшийся от белковой жизни.
– Тогда атрофируйте «Стыд», иначе будет только мешать. Усильте мотивационные ячейки бригады, уменьшите самосохранение, а мотивацию «Страх невыполнения задачи» на максимум, пусть сами выкручиваются, не церемонясь. Учтите, что в складывающейся ситуации «Страх» остается единственной мотивирующей силой. Благо многочисленные ветки оного мы давно научились разделять и блокировать. Не то что «Стыд», программистам как там не стыдно? Ну и возвращать их не будем. Дорого, заметно и не нужно никому здесь знать то, на что могут пойти высоко мотивированные личности с купированным страхом и без совести. Вышлите Чистильщика примитивнее на той же имитированной под местное производство элементной базе. Слава Эрцлиху, сопротивления то они не окажут, так что никакого оружия, обойдется инструментами. После операции все зачистить.
– Вместе с аборигенами?
– Эрцлих упаси! Нам только смертей аборигенов не хватало. Чистильщика или то, что от него останется, придется в Квинториум предъявить. Да и проблемой они не будут. Наши аналитики редко ошибаются. Информацию из Чистильщика получать придется любой ценой. Обеспечьте аварийный вариант получения информации даже с риском для обнаружения. К тому же Наблюдатель уже давно там. Нет никаких сомнений, что рано или поздно он в области исследований бригады появится. А может, уже там. Квинториум просто не мог оставить без внимания такой лакомый кусок, привыкли действовать на пять ходов вперед.
– Связь с бригадой?
– Обойдемся без связи. От нее больше вреда, чем пользы. Любая возможность привлечь внимание аборигенов должна избегаться. Задание ясней ясного, цели поставлены. Помощи не будет. Аварийная связь только у чистильщика.
– Местную связь блокируем?
– Зачем? Максимальное внимание на Переговорщика. Именно на него ляжет снабжение бригады местным топливом. Выберите внешний вид, ну, кто там, в теории, вызывает максимальное доверие, личность ему помногограннее, знаний про планету побольше. Любые вмешательства в местную жизнь, какой бы примитивной она не была, рано или поздно будут замечены, а это не в наших интересах. Мы допуск на исследование в таком усеченном варианте еле-еле получили. Да не мне вас учить.
– Основная проблема в том, что планета – наиболее приближенная копия Эрцлхириума. В результате внутренние противоречия мотивационных схем неизбежны. Были неоднократные случаи, когда глубинная мотивация возвращения извлекалась и доминировала, в результате любые другие мотивации и цели угасающе игнорировались без достижения поставленной задачи.
– Ну, так блокируйте глубинное. Одним блоком меньше, другим больше. Обеспечьте невозможность снятия блоков Ремонтником. Обнулите соответствующие параметры. Проанализируйте местность, подберите соответствующее место для высадки. Усложните высадку так, чтобы на Эрцихлириум даже намека не было.
* * *Переменчивая мода причудливым образом распределила, кому жить, а кому умирать. Мода на бобровые шапки сгинула сама собой, дав возможность милым животным плодиться, чем они и не преминули заняться. Размножившись, бобры перегородили плотинами все, до чего смогли дотянуться своими маленькими лапками и натруженными зубами. Многочисленные запруды привели к заболачиванию почв и сужению благоприятных ареалов для жизни и размножения боровой дичи. Популяция лося, кабана, коз и оленей резко пошла вниз.
Данный участок дед считал своим. И все в округе знали, что участок принадлежит деду, охотиться туда не ходили, капканов не ставили. Тайга – она лишь в представлении несведущего обывателя ничья. И это только кажется, что в лес можно незаметно зайти и выйти, добыть кого-нибудь, и никто об этом не узнает. Так уж повелось, что без всяких нотариусов и договоров право на данный участок свято блюлось, и прадед, и отец деда охотились здесь испокон веков.
Нет, случались и залетные. Но отношение к городским пижонистым охотникам было недоуменно-брезгливое. Добывать зверя самостоятельно они не умели, часто пользовались услугами таких как дед, в качестве проводников, много шумели, мусорили, бестолково пользовались вонючим одеколоном, а то, что добывалось, как правило, оставляли местным, забрав разве что шкуры, клыки да рога.
С возрастом деду все тяжелее и тяжелее давались долгие лесные переходы. Да и в случае удачи переноска мяса по пересеченной местности упругости суставам не добавляла. И тут еще, как назло, вездесущие бобры расплодились рядом с деревней, оттеснив зверя от заранее прикормленных искусственными солонцами и сеном засидок, тем самым подписав себе приговор.
Борьба с бобрами не доставляла удовольствия, требовала терпения, усидчивости, но, не разрушив плотины, можно было и без мяса остаться. Так что бобровые рейды стали для деда чем-то не очень обременительным, но обязательным. К тому же бобровое мясо было вполне съедобным, а настойка на бобровой струе пользовалась популярностью в среде потасканных, пожилых ловеласов, так что и немаловажная экономическая составляющая в охоте на бобра была.
Да и охотничий пес мохнато-вислоухой породы бобровым мясом не только не брезговал, а скорее сильно его уважал, несмотря на смешную оказию, приключившуюся по причине съеденных вместе с мясом по ошибке желез бобровой струи. Отбегав, как заведенный, положенные двое суток, пока стимулирующее действие не закончится, пес урок усвоил, запах волшебных желез запомнил и больше таких ошибок не совершал.
Сам дед бобровую струю пользовал редко, уж больно сильно воняла концентрированная настойка, а бодрости деду и так было не занимать. А вот в низкой концентрации активного компонента, хорошенько разбавив самогоном, настоянного на кедровых орешках, да с калганом на долгих охотничьих выходах, секретная настойка хорошо согревала и поддерживала не молодой уже организм.
Вот и сейчас, проверив капканы и растащив ручной лебедкой пару здоровенных плотин, дед, помешивая в старой закопчённой кастрюле пахучее варево, предвкушал пару увесистых рюмок перед сном.
Раньше, вплетая конец лебедочного троса за причудливо переплетённые ветки плотин, готовясь совершить акт антибобрового вандализма, дед испытывал слабый укол. Бобр – животное мало того архаично-семейное, так еще и трудолюбивое, и очень уж много аналогий прослеживалось между разрушенными бобровыми хатками и дедовой неприкаянной жизнью. Но с каждым разом укол этот был всё слабее и слабее. Просить прощения у бобров дед не собирался.
Когда костерок уже догорал, а секретная настойка уже приятным теплом растекалась по готовящемуся ко сну телу, внезапно в небе резко метеором чиркнуло на грани слышимости, ультразвуком свистнуло и динамитом недалече взорвалось, на минуту развея наваливающийся сон, как предрассветный туман.
Несмотря на необычность события, действие настойки было настолько действенным, а настроение деда столь философским, что вот прямо на ночь, прямо сейчас он никуда не пошел и, прижавшись спиной к свернувшейся калачом собаке, отложил исследование неведомого на утро.
Утром лес будит не хуже будильника. Еще солнце не успело позолотить верхушки деревьев, а дед уже завтракал, мажа пимокан на черствеющий уже хлеб и запивая крепко заваренным, сладким