Луна еще маячила над рекой, когда я пришел к танкистам. Командир роты лейтенант А. Тихонов проверял боевую готовность машин. Как всегда с улыбкой, он заверил меня, что враг «дальше Прута не допрет!».
Казалось, все сделано. А твердой уверенности в том, что мы точно разгадали замысел противника, не было. Не хватало «языка». Дивизионные разведчики вернулись с пустыми руками. Они проходили мимо моего КП и сообщили, что напротив «пятачка» земля гудит под ногами — идет активная подготовка к штурму границы.
И как ни странно, информация разведчиков еще больше смутила меня. Уж больно демонстративно противник действовал: на этом участке даже не взлетали осветительные ракеты. Мне невольно вспомнились раскосые глаза с хитринкой. Не прав ли Курдюков?
Оставив на КП начальника штаба, я быстро зашагал в сторону большого плеса. Густой туман как дымовая завеса прикрывал Прут. Восток готовился к встрече солнца. Не успел я взглянуть на часы, как впереди меня, на стыке двух батальонов, одна за другой разорвались гранаты.
Картина прояснилась не сразу. Первое, что подумалось: наши бойцы глушат рыбу. Но вот из речного тумана донеслись крики, стоны, ругань, всплески воды. И весь этот шум забила длинная очередь станкового пулемета. Он строчил с нашего берега. По четкому ритму можно было безошибочно определить, кто лежал за ним. Еще во времена советско-финской кампании Николай Иванов в совершенстве овладел искусством снайпера-пулеметчика.
Противоположный берег поспешно огрызнулся пулеметным огнем. Но из наших никто не пострадал. Пулеметчиков прикрывал толстый накат из бревен. Иванов, в каске, глухим баском доложил мне:
— Товарищ капитан, ваше приказание выполнено…
— Какое приказание?
— То самое, что передал Курдюков: «Быть начеку!» — Он кивнул в сторону реки: — Угостили от всей души! Курдюков и братья Кругловы гранатами, а я прошил очередью…
Павел Круглов, вчерашний машинист, как всегда, был краток:
— Курдюков все тут решил…
В это время наша артиллерия обложила снарядами правый берег реки напротив плеса. Видимо, Сосин смекнул, что враг обхитрил нас, и поспешил исправить ошибку.
Когда огонь утих, Миша Круглов прижал дымящий конец цигарки к подошве сапога и скороговоркой рассказал мне, что тут произошло.
— Мы с братом, — он кивнул на Павла, — спали в окопе. Нас разбудил Курдюков. Сунул нам гранаты и шепнул: «За мной». Мы скатились к реке. Сам — в куст, а нас — в другой. И только притихли — слышим: шлеп, шлеп по воде весло. Осторожно. Кругом туман — ничего не видно. Вдруг, как в сказке, из-за белой завесы мокрый разбойник с ножом в зубах. И только босой ногой на сушу — Курдюков его гранатой по черепу. Тот и рылом в песок. Мы с Павлом за шиворот его — и в лозняк. А лодки уже близко. Курдюков первым бросил гранату, а мы за ним. А тут сверху и наш пулемет…
Михаил глазами показал на Иванова и, словно после тяжелой работы, вздохнул:
— Вот и все, товарищ комбат!
— А где Курдюков?
— «Языка» поволок. — Младший Круглов кивнул в сторону старого командного пункта.
Я поблагодарил Иванова, Кругловых и пошел в указанном направлении. На КП застал не совсем обычную картину. Коновод промывал окровавленную голову румына. Увидев меня, Андрей, как бы оправдываясь, заметил:
— Боюсь, не дотянет до штаба…
Он в самом деле не дотянул. Все же кое-что мы успели выудить. Очнувшись, раненый заявил, что знает русский язык. Знал он, правда, лишь отдельные слова. Все же главное мы поняли.
Курдюков оказался прав. Противник пошел на хитрость. И шум танков, и артподготовка против нашего «пятачка» — все это лишь демонстрация. Маскируясь туманом, немецкий десант рассчитывал быстро преодолеть на надувных лодках плес и захватить на нашем берегу плацдарм…
Правда, как потом стало известно, основной удар гитлеровцы планировали левее нашей дивизии, на участке соседней армии. Но и частный успех германское командование, конечно, не преминуло бы использовать.
В ту ночь я по-новому глядел на Курдюкова. Обычно коновод не страдал скромностью. Шустрый, энергичный, отличный наездник, он особенно любил блеснуть мастерством джигита перед девушками. А тут на мой вопрос, кто потопил десантников, ответил;
— Братья Кругловы и Николай Иванов.
— А разве ты не участвовал?
— Гранаты поднес…
Он скромничал, чтобы выделить своих товарищей. Я убедился, что Андрей умел дружить и что он не случайно вовлек новичков в ночную засаду. Они будут его друзьями.
Его смекалка, хитрость послужили для меня полезным уроком.
Глава вторая
ОТХОД
1
июля на рассвете Курдюков распахнул дверь землянки и предупредил меня:
— Товарищ капитан, комдив идет! Полковник Червинский приехал к нам в батальон без предварительного звонка. Так он поступал только при особых обстоятельствах.
Я выскочил на площадку, белесую от росы, и приготовился доложить о положении в своей части, но командир дивизии приподнял руку:
— Знаю, товарищ Свиридов, у вас все в порядке. Речь о другом…
Он вошел в землянку и попросил меня плотнее закрыть дверь:
— Я только что из корпуса…
И по тому, как он сбавил голос, я почувствовал, что Червинский привез тревожные вести…
— Обстановка чрезвычайно усложнилась. Севернее нас прорвались румыны и венгры, а южнее — немцы. Будем отходить, — его рука легла мне на плечо. — Мы свое дело сделали: противника не пропустили. Теперь надо скрытно уйти отсюда. Твоя задача — прикрыть главные силы.
Он изложил план действий батальона, пожелал успеха. Направляясь к выходу, улыбнулся:
— До скорой встречи в Каменец-Подольске…
Как только стемнело, первыми тронулись в путь тыловые части нашей 164-й дивизии. Затем штаб. За ним потянулись артиллерия и пехота. С позиций они снимались тихо, незаметно.
Следует отметить, что Южный фронт отличался своей организованностью, боеспособностью. Если почти на всех участках западной границы первый удар на себя приняли незначительные отряды пограничников, а полевые войска только выдвигались в приграничную зону, то на юге до начала войны границу охраняли соединения и части 18-й и 9-й армий. И здесь врагу долго не удавалось добиться успеха. Отход наших войск проходил спокойно, от одного рубежа к другому. Неприятель, хотя и имел тут значительный перевес в силах, все же продвигался гораздо медленнее, чем на центральном и северном направлениях.
На всем участке, где раньше оборону держали три наших полка, теперь остались всего три роты. Они пускали противнику пыль в глаза довольно-таки ловко.
Лишь утром 6 июля в двадцати километрах от Прута мы увидели румынские тапки. Они ползли осторожно, присматриваясь к каждому кустику, холмику.
Батальон оседлал развилку дорог, где три шоссе, идущих из Черновиц, Новоселиц и поселка Боян, сливались в одно — Хотинское. По какой бы дороге ни шел противник, ему не миновать нас.
Мы встретили его губительным огнем. Тогда гитлеровцы начали обходить нас