Из района, где дралась рота Романенко, с десятью красноармейцами вырвался капитан Сосин. Он рассказал, что рация у Романенко разбита снарядом и он не смог с нами связаться. Отрезанные от своих, воины во главе с командиром бились до последнего вздоха. Об их подвиге мы потом сообщили в дивизию. А сейчас оставили на берегу подожженный броневик как факел славы героям.
На лошадях и вплавь под покровом темноты преодолели Днестр. Зарево горящего города отражалось в воде. То тут, то там от мин и снарядов вырастали фонтаны.
Быстрое течение сносило всадников. Кони тревожно всхрапывали, широко раздували ноздри, отфыркивались. Доносились отрывистые возгласы конников. Рядом с нами, держась за хвост своего Германа, плыл Семен Бердникович. За ним, навострив уши, следовала Лера.
Но вот и восточный берег. Сосин, Курдюков и я вышли на твердь, оглянулись на горящий Хотин. Там, на западной окраине, все еще слышались выстрелы. «Может, выскочит кто, — с надеждой подумал я. — Хотя бы взвод, отделение… или даже один боец».
Мы стояли в прибрежных кустах. Где-то рядом послышались знакомые голоса. Они принадлежали братьям Кругловым. Младший слезно уговаривал старшего:
— Вернемся домой, Паша, а? Вернемся… Все равно ведь догонят… Пропадем!
Павел раздвинул куст и указал на речку;
— Возвращайся!
Круглов-младший некоторое время колебался, возможно боялся выстрела в спину, потом стремительно бросился в воду и поплыл. Когда уже был на приличном расстоянии, неожиданно повернул назад. Мокрый, подошел к Павлу и виновато опустил голову. Ни слова не говоря, оба пошли вслед за своим подразделением.
Путь держали к Каменец-Подольску. Меня одолевали невеселые мысли. Отступление, понесенные потери, господство противника в воздухе и на земле — все это действовало удручающе. И в то же время перед глазами вставали мужественный танкист Гудков, самоотверженные красноармейцы во главе с Романенко, организованные колонны отходящих войск.
«Нет, не надолго мы уходим, — убеждал я себя, — не надолго…»
2
Не успела 164-я дивизия занять Каменец-Подольский укрепленный район, как для нас снова создалась реальная угроза окружения. 9 июля на правом фланге немецкие войска, тесня 12-ю армию, захватили железную дорогу Проскуров — Каменец-Подольск и тем самым отрезали единственную ветку, идущую из каменец-подольского тупика.
В тот же день венгерский армейский корпус нащупал слабый стык между 12-й и 18-й армиями и ворвался в районный городок Оринин, расположенный всего в двадцати километрах севернее Каменец-Подольска.
А южнее нас того же числа на левом фланге нашей армии немецкие дивизии форсировали Днестр и завладели городом Могилев-Подольский. Правда, 3-я румынская армия не очень-то активничала. Румыны воевали с прохладцей. Их слабость немецкое командование хитро использовало; оно ставило на фланги свои войска, а в центре румынские. Гитлеровцы вырывались вперед, а солдаты Антонеску, как правило, отставали. Получался «мешок».
Командующий Южным фронтом генерал армии И. В. Тюленев разгадал маневр противника и своевременно приказал сровнять образовавшийся выступ. А его же приказ от 8 июля предусматривал на случай отхода из Каменец-Подольска вывоз материальных ценностей. А если нельзя эвакуировать, то уничтожать.
Для разрушения местной железнодорожной станции комдив Червинский приказал командирам частей выделить в помощь саперам бывших железнодорожников, Я, понятно, наметил братьев Кругловых.
Замполит батальона Шугаев и мой заместитель Сосин не возражали против старшего Круглова, но из-за младшего между нами разгорелся спор. Конечно, они не могли отменить распоряжение. Но, как товарищи, атаковали меня с двух сторон.
Старший политрук Шугаев еще на границе стал пристально присматриваться к младшему Круглову. И когда я через отдел кадров добивался зачисления добровольцев в часть, Шугаев заявил мне:
— Не промахнись, комбат. Младший — нытик. Он может опозорить нас…
Теперь, когда Михаил Круглов в самом деле пытался сбежать, замполит, всегда осторожный, тихий, прямо накинулся на меня:
— Его, дезертира, надо судить! Или на комиссию! Психу сразу «белый билет», и пусть копает окопы с женщинами!
— Правильно! — подхватил Сосин. — Ты, Александр Андреевич, учти: задание ответственное, железнодорожное хозяйство большое, все разбредутся, даже братья будут действовать врозь. И этот хлюпик, паникер при первом же обстреле удерет домой…
Я задумался. Михаил Круглов действительно производил впечатление неврастеника: высокий, худой, он подергивал плечами, потирал ладони и ходил, как больной, долго пролежавший в постели. И вместе с тем что- то меня в нем подкупало. Михаил смотрел в глаза прямо, ничего не таил, высказывался смело, живо откликался на просьбы товарищей и быстро сходился с людьми. Особенно поражала его привязанность к старшему брату. А главное, он дважды делом доказал, что вместе с Павлом способен на героизм: спасал паровоз, ловил Мамалыгу и отбивал ночную атаку десантников.
К сожалению, у меня не было времени раздумывать. Я спешил в штаб дивизии. Шугаев, подавая мне на подпись политдонесение, предупредил, что он, как политрук, не имеет права скрыть попытку к дезертирству…
А Сосин добавил:
— Особый отдел сначала прочешет твоего подшефного, а потом тебя. Быть неприятности!
Правду сказать, я тоже не очень-то хотел брать Михаила в батальон, но старший брат поручился за него: «Миша не трус, он просто пока не верит в нашу силу». Павел просил меня не разлучать их. Кругловы вместе росли в детдоме, вместе закончили железнодорожный техникум, приехали в Бессарабию. Потом на пару ездили на паровозе и теперь оба стали добровольцами.
Павлу я дал слово, что не разлучу братьев. И сейчас мне было, конечно, неудобно направить младшего на окопные работы. После раздумий я окончательно утвердился в решении послать Кругловых на задание вместе.
Примчался Сеня Бердникович и со слезами на глазах доложил:
— Товарищ комбат, шальным осколком убило Леру…
Замполит стал утешать пария, и Бердникович несколько успокоился.
В штаб дивизии я ехал с плохим настроением. Предстояло огорчить начальство. Хотинскую переправу мы прикрыли слишком большой ценой: батальон потерял роту Романенко и взвод БА-10…
Все ли я сделал, чтобы спасти их? Найти оправдание проще, чем признать себя виновным. В Хотине мы взаимодействовали с другими арьергардами, но я не обратился к ним за помощью. Больше того, на правом берегу, ожидая переправы, бездействовали два полка соседней дивизии. Но и эта возможность не была использована.
Мне казалось, что полковник Червинский не случайно вызвал меня сегодня, а не вчера, сразу же после переправы. Видимо, за сутки он расследовал обстоятельства гибели стрелков и танкистов.
Шоссе, по которому мы ехали, было забито отходящими войсками. Раскаленное солнце допекало не хуже авиации противника. И, как назло, ни ветерка, ни тучки. К закату, правда, немного спала жарища,