2 страница
Тема
людям, Дмитрий Сергеевич. — Глаза агента источали зимний холод. — Так и будут долбить, пока лбы не разобьют. Непуганые они у вас.

— Минуту подождите! — выдавил полковник.

Стук оборвался.

Майор усмехнулся и заявил:

— Все, время не терпит, Дмитрий Сергеевич. — Он стер с гладко выбритого лица улыбку. — Надевайте шинель, пойдемте. Не заставляйте меня вытаскивать вас отсюда в таком виде. Зима на улице.

Полковник поднялся. В голове его метались мысли, среди которых не было ни одной дельной. Он не был трусом, но попал впросак, причем по собственной глупости.

Синявин сместился на пару шагов. Полковник направился к вешалке, придвинутой к стене. На ней висела его шинель. Как-то ненавязчиво Синявин оказался сзади. Он словно чувствовал, что сейчас произойдет.

Дверь распахнулась от удара. Отвалилась скоба, прибитая к косяку, забренчала задвижка. Синявин резко повернулся, дважды надавил на спуск. Выстрелы в замкнутом пространстве гремели оглушительно. Молодой лейтенант, ворвавшийся в помещение первым, охнул от боли, выронил пистолет. Пуля пробила его колено. Видно, дрогнула рука агента. Лейтенант повалился за порог, перекрыл дорогу другим. Синявин продолжал стрелять в проем, опустошил обойму.

Полковник и глазом не успел моргнуть, как лазутчик подлетел к нему, сдавил сзади горло предплечьем, выхватил из его кобуры пистолет и снова открыл огонь! Пули выбивали щепки из косяка, летели в проем. На виду никого не осталось, люди прижались к стенам.

Сквернословил майор Сурков. Надо же так изгадить хорошую операцию!

— Назад, не стрелять! — гремел его басистый голос. — Там полковник Бурмистров!

— Слушайте своего командира, парни! — крикнул Синявин. — А ну, пошли все прочь, освободить проход! Кто-то дернется, я его убью, мне терять нечего!

Терять Синявину было что, очень даже многое. Задача ему выпала сложная — покинуть здание, приклеив к себе полковника, сесть в машину и при этом не подхватить пулю!

— Вперед, Дмитрий Сергеевич! — Он подталкивал коленом начальника штаба.

Мелькнула в проеме голова отчаянного парня. Он схватил за шиворот раненого товарища, оттащил от проема. Снова загремели выстрелы.

— Я кому сказал отойти?! — закричал Синявин. — Быстро! Чтобы на этаже никого не осталось! Даю вам двадцать секунд. Утаскивайте своего подстреленного голубя!

В коридоре кто-то завозился.

Полковник задыхался, сделал попытку ударить противника локтем, но пробил пустоту. Рука его повисла плетью.

Синявин подтолкнул его к выходу.

— Малым ходом, Дмитрий Сергеевич, выходите в коридор, и давайте без глупостей.

На короткий миг фашистский агент ослабил хватку предплечьем. Полковник сделал глоток живительного кислорода, и в голове у него стало ясно. Он вдруг резко, едва не свернув себе шейные позвонки, ударил затылком и попал в переносицу! Синявин отпрянул, заорал благим матом. Полковник схватил его правую руку — она продолжала тянуть пистолет — вывернул до хруста. Ствол вывалился из поврежденной конечности. Синявин тяжело дышал, боль выбила его из равновесия.

Полковник оттолкнул противника и получил короткую передышку. Агент ударился копчиком о столешницу, вскинул кулаки. Лицо этого мерзавца исказилось до неузнаваемости.

Полковник бросился на него, задавил массой. Он знал, что второй попытки у него не будет, схватил агента вражеской разведки за отвороты шинели и, пока тот не опомнился, ударил затылком о столешницу. С нее, как листья по осени, брызнули бумаги, тот самый карандаш. Синявин сопротивлялся, попытался ударить коленом в живот. Но полковник крепко держал его.

Оба покатились, упали со стола. Бурмистров оказался снизу, и это положение его крайне не устраивало. Он рвал жилы, сделал кувырок, и его противник, теряющий силы, распростерся на полу. Скрюченные пальцы врага тянулись к горлу полковника. Бурмистров бил его по челюсти, словно гвоздь кулаком вколачивал, превозмогая боль в костяшках, где определенно что-то хрустнуло.

Синявин потерял сознание. Полковник тоже был на грани. Он сполз с неподвижного противника, грузно поднялся на ноги, которые предательски разъезжались.

— Эй, вы! — прохрипел начальник штаба дивизии. — Куда подевались? Почему я должен выполнять вашу работу?

В помещение ворвались люди — два лейтенанта, капитан, майор. Они помогли Бурмистрову добраться до стула. Он отдышался, посмотрел через муть в глазах, как вокруг суетятся люди.

— Товарищ полковник, я же вас предупреждал, что это опасно, — пробормотал майор Сурков, переживший нервный шок. — А вы не верили, упрямились. Вы в порядке, товарищ полковник?

— Работать надо лучше, майор, новобранцев своих учить, чтобы начальнику штаба дивизии не приходилось лично обезвреживать ваших клиентов.

В сложившейся ситуации было что-то комичное. Нервный смешок вырвался из груди Бурмистрова, и майор уставился на него с явной оторопью.

— Что смотришь? Отвали, в порядке я, размялся, юность дворовую вспомнил. Что там с вашим лейтенантом?

— Колено перебило Позднякову, товарищ полковник, сейчас в госпиталь повезем, это рядом. Ерунда, побежит через неделю. Пусть только попробует не побежать!

Офицеры швырнули майора Синявина носом в пол, связали руки. Он плевался кровью, что-то шипел. Глаза агента заволакивала муть.

— Хорошо, что капсулу с ядом не проглотил, — изрек капитан Мальцев, заместитель Суркова. — А то взяли, понимаешь, моду. Мы ее еще поищем, обязательно должна быть.

— Мы вас покинем, товарищ полковник. — Смущенный Сурков словно разрешения спрашивал. — С вами точно все в порядке? Может, медика вызвать, пусть посмотрит?

— Ой, да иди ты, сам знаешь куда! — раздраженно проговорил полковник. — Видеть вас больше не могу. И это дерьмо с собой заберите. — Он кивнул на Синявина, которого офицеры пытались поставить на ноги. — Что по второму, майор? Взяли его?

— Пока не было известий, товарищ полковник. Вы первым узнаете. Возьмем, не волнуйтесь.

— Ну да, одного уже взяли. Если с такими же пертурбациями, то лучше не надо.

Второго агента брали параллельно, уже не столь драматично, хотя с курьезом.

Капитан Федченко занимал должность помощника начальника вещевой службы. Про него и подумать не могли. Вечная улыбка, душа компании, балагур, всегда наготове пара побасенок из армейской жизни. Их, очевидно, в абвере сочиняли. Он не был боевым офицером, но женщины любили его, причем самые разные — от санитарок в медсанбате до серьезных дам из шифровального отдела. К служебным обязанностям Федченко относился по-всякому, но если и совершал оплошность, то всегда ухитрялся выкрутиться. На него не обижались, смотрели сквозь пальцы на похождения весельчака.

Весть о том, что это немецкий агент, была встречена с недоумением. Но Сурков верил сообщениям из Майнсдорфа, от сотрудника специального отдела СМЕРШ с позывным «Колдун». Ошибаться тот не мог.

Федченко находился на складе, когда на огонек заглянули наряд красноармейцев и старший оперуполномоченный капитан Снегирь. Возможно, враг уже чувствовал угрозу. У опытных агентов — звериный нюх на опасность. Он заметил визитеров в окно, быстро сделал выводы, но и сам не остался незамеченным.

Дорожка к отступлению у Федченко имелась — боковая дверь, коридор, два складских помещения, заваленных тюками. Он мог уйти от погони, вылезти в окно, выходящее на задний двор, и нырнуть в овраг, примыкающий к складам. Но именно сегодня складской водитель поставил к окну свою полуторку, чтобы могли проехать другие