Топченый с Карасем кряхтели, перекатывали на проезжую часть тяжелый кусок бетона.
– Карась, туда! – Махан выстрелил пальцем в темноту. – Будешь сзади прикрывать, уяснил?
Этому парню было не в диковинку бить со спины. Плотоядно похрюкивая, он свалил в темень.
– Карась, без самодеятельности! – крикнул вдогонку Белый. – Только по команде!
Махан присел на корточки у забора, всматривался в пространство, тер глаза.
– Это глухомань какая-то, Белый! Какого черта здесь поедет инкассаторская машина?
– Не поверишь, Махан, но она всегда здесь едет. Сам посуди, нашему брату в этих краях делать нечего, особенно ночью. Какой резон шнырять по пустым закоулкам? Ни кабаков, ни лабазов, ни командировочных, которых можно потрясти. Маршрут секретный, в курсе только пара рыл и шофер. Участок короткий, здесь можно срезать целый километр с Пролетарской до Октябрьской. Три минуты страха, и ты на заводе. Не переживай, Махан, – утробно урчал Белый. – Если все у нас срастется, то этой дорогой инкассаторы перестанут ездить. Впрочем, так будет в любом случае.
Махан напрягся, учащенно дышал, в полумраке было видно, как раздуваются его ноздри.
– Хреновое чувство, Белый, что мы тут не одни. Рядом еще кто-то есть, глядит за нами. Ни хрена не пойму.
– Не ожидал от тебя, Махан. – Белый укоризненно покачал головой.
Но и его зацепило. Он присел на корточки, стиснул рукоятку ТТ, стал осматриваться.
– Кто тут может быть? Дело верное, мы все предусмотрели. Это обычная перевозка денег. Нам сообщили бы об отмене. Хорош нервы мотать, Махан, из-за тебя мне тоже всякая лабуда чудится. За мента меня принимаешь? Расскажу архангельской братве, пусть смеются. И на хрена бы тогда весь этот спектакль устраивать? Давно бы вас всех перебили или живьем взяли… Черт, машина едет! Самое время, Махан. Командуй своими приблудными, чтобы не лезли поперек батьки. Без команды не стрелять! Я сам все сделаю, не хочу исправлять после вас.
Все случилось быстро, сумбурно, как-то странно. Это действительно была инкассаторская машина с деньгами! Свет фар плясал по переулку, озарял обшарпанный забор, горы мусора, собранные бульдозером.
На дороге обрисовалась колымага. Это был немецкий «Кюбельваген», приспособленный для перевозки раненых. Его кабина и кузов были обшиты стальными листами, и смотрелся он несуразно. Но толику безопасности экипажу такая защита, видимо, обеспечивала, хотя бы в плане самоуспокоения. Мощные фары прожигали темень.
Рыча и дребезжа, машина вошла в поворот, наткнулась на огрызок бетонной стены и встала. Водитель сделал попытку его объехать, заскрежетало железо. В кузове кто-то закричал, стал матерно ругаться. Шофер сдавал назад, но не вошел в колею. Машина снова на что-то наткнулась.
Были слышны отрывистые команды:
– Всем сидеть! Готовность полная!
– Ментов не убивать, если получится, – прошипел Белый. – Иначе эти черти взбеленятся, весь город обложат, и придет нам хана. Предложу им сдаться, если не захотят, тогда мочим всех, кроме шофера.
Распахнулась пассажирская дверь, на землю спрыгнул человек в форме с автоматом, взял его на изготовку. Он обогнул капот, пнул бетонный огрызок, осмотрелся, забросил автомат за спину, нагнулся и стал оттаскивать эту махину с дороги.
Белый выскочил из укрытия, выставил руку с пистолетом, побежал, заскочил в освещенную зону.
В машине кто-то тревожно закричал. Автоматчик у капота поздно спохватился. Ему удалось сдвинуть глыбу на метр. Он вскинул голову, увидел Белого, бегущего к нему.
– Это налет! Бросить оружие! Не шевелиться! Всем выйти из машины! – выкрикнул тот. – Кто ослушается, перебьем к чертовой матери!
Люди Махана бездействовали. Чего гоношиться-то? Пусть этот приезжий сам все сделает.
Автоматчик что-то выкрикнул, расставил ноги, оттолкнул Белого, прыжком метнулся за капот, стал стягивать со спины ППШ. Белый вскинул ТТ, грохнул выстрел. Боец закричал, выронил автомат, согнулся пополам, сделал два неровных шага и упал в канаву. Пару секунд он катился, издавая предсмертный хрип, потом затих.
Белый попятился из освещенной зоны. Он почувствовал, что сейчас произойдет, пригнулся, кинулся за поваленный столб. А у братков закончился терпеж, они бежали к машине, паля из наганов. Тридцать метров по освещенной зоне, у всех на виду!
В машине кричали люди, кузов ее трясся. Раздался треск. Наверное, кто-то пробил перегородку между кабиной и кузовом и награждал водителя тумаками. Распахнулся люк на крыше. Кто же знал, что он там есть? Оттуда высунулся человек и начал поливать уголовников огнем из автомата Судаева.
Хомяк с Топченым не добежали до цели. Их скосило одной очередью. Первому пуля пробила голову, он умер еще до того, как начал падать. Второму свинец перемолол содержимое кишечника, он катался по земле, брызжа кровью.
Карась с остервенелым воплем открыл огонь. Но автоматчик уже исчез в автомобиле. Махан матерился и долбил из нагана, прижавшись к забору. Но булыжник уже не мешал проезду. Машина дернулась вперед-назад и понеслась по дороге с жутким ревом. Водитель забыл переключить передачу. Но шла она неровно, моталась из стороны в сторону.
Уцелевшие налетчики бегло палили по машине. Инкассаторский автомобиль подскочил. Под его левым колесом очень некстати оказался мертвый Хомяк. «Кюбельваген» пошел юзом, притерся бортом к иссохшему дереву. Водитель выкрутил баранку, и машина змейкой пошла вперед.
Огонь не прекращался. У уголовников хватало патронов.
Далеко машина не ушла, съехала на правую обочину, там развернулась и уткнулась в дно канавы. Из машины трещали выстрелы. Бандитам пришлось рассыпаться. Но они продолжали долбить по цели с ослиным упорством.
А затем произошла и вовсе возмутительная вещь. Карась, истекающий адреналином, залихватски свистнул и швырнул в сторону машины наступательную гранату! Боеприпас был слабенький, до цели не долетел, но сработал. Из машины с паническими выкриками выпрыгивали люди, ныряли в темноту, пропадали.
– Уйдут, суки! – провизжал Махан. – Вместе с деньгами удерут! Вперед, братва, окружай их!
Урки с разных сторон кинулись к машине, но там уже никого не было. Задние створки оказались распахнуты, под колесами что-то валялось.
Возбужденный Карась перепрыгнул через канаву, припал на колено и стал бегло стрелять в темноту, не видя абсолютно ничего. Однообразная матерщина висела в воздухе, дрожала, вибрировала.
Банковская охрана оказалась не смелого десятка. Все выжившие поспешили убраться. Карась орал им вслед всякие мерзости.
Белый сунулся в машину. Там никого не было. Он кинулся к задним дверям и наткнулся на растерянного Махана. Тот был в каком-то ступоре, вооружился карманным фонарем и в хилом свете недоверчиво разглядывал добычу.
Машина была набита наличностью! Менты перевозили деньги в двух упитанных сумках, фактически мешках с кожаными ручками. Одна осталась в салоне. Вторую инкассаторы, по-видимому, пытались вытащить во время бегства, но она зацепилась за кронштейн в полу, порвалась, и они ее бросили. Часть денег рассыпалась. Банкноты в крупных купюрах, стянутые банковскими лентами, валялись в грязи.
Махан охнул, вышел из ступора и стал скидывать их в порванный мешок. Сказочное богатство! От обилия наличности кружилась голова, подрагивали ноги, сбивалось дыхание. К черту коммунизм! Да здравствует социализм, при котором деньги еще не отменены! Только тот король, у кого они есть!
– Белый, они деньги бросили. Вот же как! – заикаясь, бухтел Махан. – Помоги собрать.
Из темноты примчался Карась, тоже стал охать, хвататься за голову. Потом он уцепил одну пачку, начал шелестеть, перебирать купюры, выудил из середины одну, стал обнюхивать ее, чуть не языком вылизывать и сообщил дрогнувшим голосом, мол, бабки подлинные. «Я фальшивку за версту чую!»
Урки пытались поднять рваный мешок, но деньги высыпались