2 страница
отвратного кофе, облачился в спортивный костюм, побежал на городковское КПП, где по вторникам, средам и пятницам происходило построение части на физо.

Конец мая, теплынь. Успел встать в строй, когда народ уже готов был стартовать на трехкилометровый маршрут по грунтовке в направлении деревни Матвеевское. Неожиданно из-за угла бетонного забора, наследия советского периода ограды «красноармейских» зон, выскочил видавший виды отечественный внедорожник, перед строем части заскрипели тормоза командирского УАЗа. Первый зам, подполковник Дьяконов, подал команду и, шагнув навстречу командиру, полковнику Василенкову, доложил о готовности части к занятиям по физо.

– Игорь Петрович, к занятиям приступить, майора Монзырева ко мне.

– Понял! Монзырев, к командиру, остальные напра-во, по подразделениям бегом ма-арш.

Часть, медленно вытянувшись кишкой по дороге, подразделениями побежала на маршрут. Монзырев подошел к командиру, крупному дядьке под два метра ростом и под полтора центнера весом, одетого в камуфляж и повседневную фуражку с двуглавым уродцем на тулье, стоявшему возле УАЗа.

– Толик, я знаю, у тебя отпуск запланирован на лето, придется его перенести на осень, ты у нас человек одинокий, семьей не обременен. Короче, поедешь в командировку на три месяца. Командировка у тебя будет в нашем районе. На совете командиров, глава Администрации района попросил выделить трех офицеров. Направить в его распоряжение. Организуется летний лагерь для детей из неблагополучных семей района. Ты назначен начальником этого лагеря, будешь организатором и воспитателем в одном флаконе на все три заезда.

– Товарищ полковник, да какой я воспитатель? Побойтесь бога, Александр Васильевич, не умею я с детьми возиться, сопли им вытирать, не мое это.

– Все, Толя, это приказ, тем более ты будешь не один, с тобой едут старший лейтенант Горбыль и лейтенант Ищенко. Ректор пединститута подсуетится, выделит восемь студенток четвертого курса. Представляешь, какой цветник? Может, наши балбесы в конце лета надумают жениться. Кроме того, в штат будут входить две поварихи, медсестра, завхоз и сторож.

Исподлобья посмотрел на командира. В голову пришла только одна мысль: «Песец подкрался незаметно. – Хотелось бы знать, с чьей подачи свалилось это счастье на мою шею?»

Такой подляны от командира не ожидал, но сразу понял, отказываться бесполезно, себе дороже. В определенных кругах, Василича прозвали «Бультерьером», за мертвую хватку при решении любого дела. Если ему было что-то надо, он, вцепившись в холку, «нежно» тряс начальство, гражданскую администрацию, директоров предприятий, чиновников любого толку, ну и естественно – своих офицеров. Вытрясал из них все, что требовалось. Представители гражданских структур даже пытались прятаться при его появлении. Бесполезно!

Командир хмыкнул:

– Чего загрустил? Отдохнешь на свежем воздухе, лес, река, еще и заплатят за работу. В общем, форма одежды повседневная, в десять ноль-ноль садишься в УАЗ и едешь в районный центр, в администрации найдешь Щербатюка Алексея Ивановича, он там образованием рулит. Могу сразу сказать, что первый заезд начинается шестого июня. Все, вперед и с песней! Приедешь, доложишь.

Анатолий жил в городке уже давно, прибыв к новому месту службы старшим лейтенантом, переводом из части морской пехоты. Служил как все. После первой чеченской жена, красивая молодая женщина, забрав дочь, ушла к новому мужу, перебралась в столицу. После второй в его сознании поселился сложившийся стойкий холостяк, смыслом жизни которого осталась служба, а досуг проводился в компании с сослуживцами, где разговоры касались в основном службы. В свои тридцать семь лет от роду майор Монзырев выслужил у государства два ордена, служебную квартиру и прививку от честолюбия, полученную в виде огнестрельного ранения в далеком Шаро-Аргунском ущелье. Больших денег не заработал, а малые, как и у большинства граждан страны, исчезали быстрее чем хотелось бы. В армии платили хреново и нерегулярно, было время, получку не получали по полгода. Гражданские смотрели на военных как на придурков, у многих офицеров жены сбегали, не выдержав безысходности положения мужей, не способных содержать семью. Политики и правительство вспоминали военнослужащих только перед выборами, затем добросовестно и надолго опять забывали о них. Все это наложило отпечаток на характер Монзырева, превратив его из восторженного пацана в лейтенантских погонах в поседевшего, но еще не старого, крепкого, неглупого мужика.

По раздолбаной вдрызг дороге УАЗ выскочил из лесной чащи прямо к облупившимся от краски воротам бывшего пионерского лагеря, лет двадцать назад знавшего счастливые дни. Неухоженные строения, с заросшими тропинками между ними, плакатами с лозунгами детского соцреализма, прочитать которые в большинстве своем было уже невозможно.

Сторож Сергеич, лысый старикан с остатками длинного клока волос на загривке, собранного в подобие конского хвоста, семидесяти с лишним лет от роду, в потертой, но чистой одежде, хитроватым взглядом посмотрел на Монзырева.

– Что делать со всем этим добром будешь, майор? Лагерь нужно будет ремонтировать. От него даже наши новые буржуи отказались, а ведь приезжали смотреть его многие, даже купить хотели, но, поняв, что халявы не будет, ремонта здесь на многие тыщи, укатили и больше не появлялись. Сейчас все норовят что-то урвать получше и перепродать подороже, так что районная администрация лагерь втюхать никому не смогла. Всучила тебе, пользуйся, только не надорвись от счастья такого.

– Сергеич, сам говоришь, что ремонта на тыщи, я, что тебе, сплю с дочерью Рокфеллера? Если бы спал, ты бы меня здесь не увидел. Скажи, как тут к речке пройти? Или она уже высохла?

– Вот по этой тропке можно. Вниз спустишься, там в заборе пролетов нет, как раз быстрее всего и пройдешь.

– Колька! – кликнул майор.

Из УАЗа показалась разбитная мордаха солдата водителя, парня из рязанской глубинки.

– Идем хоть выкупаемся, да поедем. К вечеру надо добраться в часть.

Следуя к реке, Монзырев помянул «незлым тихим словом» командира с его командировкой, Щербатюка, распинавшегося о том, что требуется помочь – бедным – детям, хотя бы на лето изъяв их с улиц. Мимоходом – помянул демократов, доведших страну до разрухи и войны на своей территории, себя, взявшегося не за свое дело. Чертовски хотелось вслух ругаться матом. Сдержался. Раздевшись, полез в чистую, прохладную воду реки. Река, широкая в том месте, где когда-то был лагерный пляж, действительно была чистая. После того, как закрылись многие заводы и фабрики, она ожила, смыв с себя всю таблицу Менделеева, купаться в ней было приятно.

«Ну, хоть какое-то удовольствие, – подумал он, – а жизнь-то налаживается. До заезда еще десять дней, необходимо брать персонал лагеря и попытаться хоть что-то привести в порядок до приезда вампирят».

– Колька, заканчивай. Пора ехать.

Вечером на кухне монзыревской квартиры сидели втроем: сам Монзырев и два его помощника – молодой и постарше.

Первый имел русые кудри, слегка подвергшиеся стрижке, а быть может, короткая армейская прическа успела обрасти лишними сантиметрами. В чертах его чистого красивого лица сквозила мягкость, напоенная тремя рюмками водки, остатки которой еще