Итак, герцог Бедфорд покинул сцену и отправился готовиться к военному походу. Остались его брат и двое дядюшек. Брат, герцог Глостер, объявляет, что направляется в Тауэр «орудья и припасы осмотреть» и готовить официальное объявление маленького принца королем, то есть коронацию. Один из дядюшек Бофоров, герцог Эксетер, сообщает, что поедет в Элтем, где в данный момент находится малыш Генрих:
– Я должен обеспечить его надежную охрану.
А вот епископ Винчестерский, второй дядя Бофор, думает совсем о другом:
– У каждого свой пост, своя забота, – бормочет он удрученно. – Один я не у дел. Этих троих назначили быть рядом с новым королем, а про меня забыли, никакой важной должности не предложили. Но у меня есть план:
Вот тебе и любящий дядя Бофор, к тому же епископ, то есть священник, представитель духовенства.
А теперь вопрос на внимательность: причем здесь граф Уорик? Он указан Шекспиром в самом начале сцены как действующее лицо. Там еще числятся «герольды и другие», но это и понятно: все-таки сцена у гроба покойного короля, должна быть толпа скорбящих вельмож и приближенных. Однако же те персонажи, которые имеют отношение к развитию действия и хоть что-то произносят, перечисляются поименно. Гонцы, кстати, не указаны, но мы будем снисходительны и посчитаем их за «других», хотя эти персонажи произносят довольно много слов. Глостер, Бедфорд, Эксетер и Винчестер – да. А Уорик? Для чего он указан в авторской ремарке? Ему не принадлежит ни одна реплика, к нему никто не обращается, он даже не упоминается в обсуждениях. На самом деле граф Уорик – фигура реальная, он верно служил покойному Генриху Пятому и после смерти короля был воспитателем и наставником малолетнего Генриха Шестого, все так, но в сцене-то он зачем? Просто постоять и помолчать? Или кто-то наспех выдрал ненужные фрагменты из текста сцены, а ремарку исправить забыл?
Вот и начинают зарождаться сомнения…
Сцена 2
Франция. Перед Орлеаном
Фанфары.
Входят с трубами и барабанами Карл, Алансон, Рене и войско.
В начале сцены дофин Карл, герцог Алансонский и Рене Анжуйский насмехаются над истощенным английским войском и выражают уверенность в полной, быстрой и легкой победе, тем более что вражеский военачальник Толбот находится в плену и уже не может руководить и вдохновлять. В Орлеане остался «лишь безумный Солсбери», у которого нет ни денег, ни людей, так что пусть он там с досады желчью исходит.
Затем следует боестолкновение (за сценой), и наши трое героев вновь появляются перед зрителями. Теперь речи их стали совсем иными. Алансон и Рене жалуются на своих солдат («Псы! Трусы!»), которые позорно бежали с поля боя. А далее… Далее следует восхваление силы и отваги англичан. То есть персонажи вроде как сетуют, что, мол, не ожидали такого, и кто бы мог подумать… Но на самом деле устами французов Шекспир поет дифирамбы своим соотечественникам.
Мерзавцы тощие! Кто б мог подумать,
Что в них такая дерзость и отвага? – сетует Алансон.
Рене восхищается графом Солсбери:
И все в том же роде. По итогам обмена мнениями все трое приходят к выводу, что пришло время «оставить их в покое». Англичан то есть. Уж так хорошо они умеют воевать, что, пожалуй, пора прекращать многолетнюю бойню.
На сцене появляется Бастард Орлеанский с обнадеживающими вестями:
– Что-то вы грустные, бледные… Расстроились из-за поражения? Не переживайте, теперь все будет хорошо, я вам привел святую девицу, у нее было видение. Ей с небес велели избавить Орлеан от этой изнурительной осады и прогнать англичан из Франции. У нее очень сильный дар пророчества, она все видит: и что было, и что будет. Давайте я ее к вам приведу, и вы сами проверите ее способности.
Карл разрешает привести девицу, а когда Бастард уходит, предлагает Рене Анжуйскому поменяться местами:
– Ты сделай вид, что ты – это я, дофин Карл. Прими соответствующий вид, голос сделай построже. Вот и посмотрим, отгадает она, кто есть кто, или нет.
Входят Жанна д’Арк и Бастард Орлеанский.
– Ну, красавица, покажи-ка нам, какие чудеса ты умеешь делать? – ехидно говорит Рене Анжуйский.
Но Жанна не попадается на уловку.
Карл Седьмой (картина Жана Фуке, около 1450)
– Ты что, задумал меня обмануть, Рене? – презрительно спрашивает она. – Где дофин? Давай, выходи вперед. Я тебя сразу узнала, хоть и не видела никогда прежде. Не удивляйся, я все знаю, мне все открыто. Господа, отойдите, мне нужно поговорить с дофином наедине.
– А она храбрая, – замечает Рене.
Жанна д’Арк (миниатюра, около 1900)
Жанна обращается к дофину Карлу:
– Я дочь простого пастуха, необразованная, мало знаю. Но однажды, когда я пасла овец, мне было видение: передо мной предстала Божья Матерь и призвала меня спасти родину от бедствия. Она обещала помочь мне и сулила удачу, и я ей верю. Теперь же я верю и в себя, в свои силы. Испытай меня, если хочешь. Задай любой вопрос – и я отвечу. Проверь меня на силу и ловкость – и я докажу, что могу сражаться не хуже любого мужчины.
– Удивительные вещи ты говоришь, – отвечает дофин. – И, конечно же, я хочу тебя проверить и испытать. Если победишь меня в бою – поверю каждому твоему слову. Не победишь – не поверю ничему.
– Я готова, – говорит Жанна и достает меч.
Они сражаются. Жанна теснит Карла.
Карл признает, что девушка сражается, как амазонка, и просит ее опустить оружие.
– Уж не знаю, кто тебе на самом деле помогает, но ты явно можешь быть мне полезна.
А затем произносит нечто странное. Ни в одном источнике я про такое не читала. Хотя читала я, конечно, совсем мало, так что не поручусь, что дальнейшие слова Карла совсем уж выдумка. Впрочем, судите сами.
– Но я огнем желания горю, – говорит дофин. – Ты победила меня в бою и завоевала мое сердце. Позволь мне, французскому монарху, быть твоим слугой, а не королем.
О как. Влюбился, стало быть. С первого взгляда, то есть с первого удара мечом. Мазохист, что ли? На что Жанна Девственница отвечает: