— Слушай, я тебя сегодня уже спрашивал, смотришь ли ты на часы хотя бы иногда. Смотришь?
— Угу, — кивнула Настя. — Смотрю и вижу, что до утра остается все меньше и меньше времени, а вопросов у меня возникает все больше и больше. А мне к утру надо иметь хотя бы минимально четкое представление о ситуации.
— Ты что, совсем не спишь по ночам?
— Сплю, еще как сплю. Но могу и не спать, если есть о чем подумать. Сверни налево, дворами проедем, так ближе получится.
Было уже больше половины двенадцатого, когда они поднялись в лифте на девятый этаж. Открывая дверь, Каменская вдруг начала хохотать.
— Ты что? — оторопел Стасов.
— Знаешь, я сегодня уже во второй раз принимаю дома постороннего мужчину, в то время как мужа нет. Хорошие свидетельские показания можно скроить из этого, а? Достаточно одной глазастой соседки — и прощай, репутация. А ведь ни сном ни духом, вот что обидно. Проходи, раздевайся.
— Разве ты замужем? — машинально спросил Стасов прежде, чем успел прикусить язык.
— А что? Не похоже? Ты думал, я старая дева?
— Мысли читаешь? — усмехнулся он, пытаясь скрыть смущение от собственной неловкости.
— Не все, только банальные. Да ты не смущайся, на мою внешность все попадаются как на удочку, и ты не исключение. Тихая, забитая серая мышка — очень удобно, никто тебя всерьез не воспринимает.
— А на самом деле ты зубастая щучка?
— На самом деле я злобная свирепая крыса. Да не стой ты как истукан, проходи в кухню. Ты что пьешь, чай или кофе?
— Чай. Какой кофе на ночь-то.
Он огляделся. Кухня в квартире у Каменской была крошечная, но наметанным глазом Стасов сразу определил, что она любовно и тщательно обустроена для длительного времяпрепровождения. Над столом — бра с яркой лампой, сразу видно, что здесь не только едят, но и читают. Мебель расставлена так, чтобы можно было, сидя на стуле, дотянуться до плиты, рабочего стола и мойки. Все компактно, функционально, ничего лишнего. У самого Стасова кухня была устроена безалаберно, но привести ее в порядок все руки не доходили.
— Ты знакома с Заточным? — вдруг спросил он ни с того ни с сего.
— С Иваном Алексеевичем? Знакома, — ответила Настя, ловко управляясь с длинным белым батоном и солидным брикетом сыра, из которых мастерила гренки.
— И как он тебе?
— Профессионал экстра-класса. А то ты сам не знаешь. Ты же под ним работал, разве нет?
Анастасия была права, Стасов действительно работал в Управлении по борьбе с организованной преступностью, а Заточный был одним из руководителей соответствующего главка в Министерстве.
— Работал, — согласился он. — Но мне интересно твое мнение.
— Да брось ты.
Она повернулась к нему лицом и встала, опираясь спиной на длинный узкий шкаф-пенал, точь-в-точь такой же, какой стоял на кухне у самого Стасова, только другого цвета.
— С чего бы тебя заинтересовало мое мнение? Я что, Ванга? Джуна? Наслушался ты всякого дерьма про меня и Ивана, вот и спрашиваешь. Думаешь, я не знаю, что меня считают его бабой? Знаю я прекрасно. И хочется мне, Стасов, послать тебя подальше, поконкретнее и погрубее. Но поскольку неудовлетворенное любопытство хуже больного зуба, я тебе отвечу. Я никогда не спала с генералом Заточным. Ни-ко-гда. А то, что он мне нравится, — это да. Это есть. Скажу тебе больше, ровно за месяц до своей собственной свадьбы я влюбилась в него, правда, всего на несколько дней, у меня это бывает. Знаешь, прибьет эдак, и что хочешь — то и делай. Но проходит быстро, самое большее — за две недели. Дольше двух недель в моей влюбчивой душе ни один мужик еще не продержался. Единственное исключение составил Чистяков, так и то я за него замуж в результате вышла. Тебя удовлетворил мой ответ?
— Извини, — просто сказал Стасов. — Я не хотел тебя обижать. Но мне правда было любопытно. Все-таки Заточный — это фигура. Вас вместе видели…
— И еще много раз увидят. На всякий случай скажу тебе заранее, что два раза в месяц по воскресеньям мы ходим рано утром гулять в Измайловский парк. С семи до девяти утра. Это такая традиция, что-то вроде ритуала.
— Господи, да о чем же вы разговариваете с Иваном? Кто он — и кто ты… Тоже мне, парочка.
— Тебе не понять, — сухо ответила Настя, аккуратно складывая на сковороду куски белого хлеба с сыром. — Люди могут и не разговаривать. Просто сама по себе ситуация приводит их в определенное душевное состояние. В первый раз мы пошли вот так рано утром гулять, когда я занималась одним убийством, а у Заточного сотрудник оказался в этом замешан. Ходили мы с ним по парку, вслух вычисляли, от кого идет утечка информации, а сами потихоньку друг друга подозревали. Противно было, тяжко — аж зубы сводило. А потом оба не выдержали и объяснились. Дескать, я вам не верю потому-то и потому-то, а я, со своей стороны, вам не верю. В общем, поговорили. И как камень с плеч. Так хорошо нам стало, тепло, надежно… Теперь вот встречаемся рано утром и ходим, молчим, а на душу благодать снисходит.
Стасов молчал, вспоминая, как четыре месяца назад ходил по улицам рядом с Татьяной, с которой только что познакомился, и умирал от восторга и какой-то необъяснимой нежности.
— Эти ваши прогулочки посильнее постели, пожалуй, будут, — заметил он. — Если бы мне сказали, что на мою любимую женщину снисходит благодать, когда она гуляет по парку с другим мужчиной, я бы сдох от ревности. Уж лучше бы она с ним просто спала, это хоть не так обидно. Быть плохим любовником не стыдно, это уж кому что дано. А вот понимать, что ты скучен и неинтересен — это совсем другое. Тут уж вешаться впору.
— Приятно, что ты это понимаешь, — усмехнулась Настя.
Она налила Стасову чай, себе — растворимый кофе, поставила на стол большую плоскую тарелку с гренками и села напротив него.
— А теперь, — сказала она, сделав маленький глоток и поставив чашку на блюдце, — ты меня спросишь, с чего это я перед тобой так открываюсь. Да? Вроде впервые разговариваем, только-только познакомились, а я с тобой так откровенничаю. Подозрительно?
— Ну, в целом… Конечно, подозрительно. Туфту гонишь? Проверяешь?
— Нет, правду говорю. Но у меня, Стасов, выбора нет. А когда выбора нет, тогда все просто. Есть один путь, по нему и топай, хочется тебе или нет, но топай. Мне убийство надо